Я снова обвила руками его талию. Они немного дрожали, когда я опустила их на его ребра и подтянутый живот. Я облизала губы, опустив взгляд на его рот, а потом снова заметила на себе взор серебристых глаз.
Мне столько всего хотелось сейчас сказать, но этими словами я бы только разрушила нашу договоренность о дружеских отношениях.
Каждая новая мысль поражала сильнее предыдущей, и я открыла рот, пытаясь сделать вдох на кружившем над нами ветру. Я должна была думать об Энтони, о нашей свадьбе, об оставшихся хлопотах, обо всем, что нас ждет в совместной жизни.
Я должна была думать, о чем угодно, но только не о том, как сильно хотела, чтобы Ноа перешел очерченную нами границу и захватил мои губы в поцелуе.
Он хотел меня. Я знала, что хотел. И знала, что, если подвинусь чуточку ближе, он воспользуется ситуацией.
Потому, собрав всю волю в кулак, я отстранилась, опустив взгляд на сиденье, а потом снова посмотрела на Ноа и нацепила фальшивую улыбочку, словно говоря «все хорошо».
И вместо того, чтобы высказать вслух то, что не давало мне покоя, решила произнести то, что не представляло угрозы:
– Могу я повести?
Позже, когда мы расстелили на берегу огромное одеяло, солнце огненным шаром неспешно скользило по вечерним облакам. Руби Грейс лежала на животе, медленно болтая в воздухе ногами, и кидала в рот клубнику. Ее взгляд был устремлен на озеро, гидроциклы, лодки, рыбаков на надувных плотах и пловцов.
А мой взгляд был устремлен на нее.
Ее купальник немного сдвинулся на спине, и я увидел линии, которые уже успели обозначиться под солнцем. Бедра Руби Грейс были узкими, попка – подтянутой и круглой. Ноги, которыми она легонько покачивала взад-вперед, скользя по небу ухоженными пальчиками, были воплощением фантазии любого мужчины.
Я с удовольствием бы лежал так всю жизнь и смотрел на нее.
Я не мог ее заполучить, не мог целовать, прикасаться, обнимать и защищать от любого зла, но даже просто смотреть на нее было даром свыше. Я чувствовал, как в ее присутствии сердце наполняется чем-то особенным, чего я никогда не испытывал прежде.
Потому как я не знал, что был опустошен.
До тех пор, пока она не ворвалась в мою жизнь.
Руби Грейс довольно вздохнула, повернувшись набок и подперев подбородок рукой, и я пришел в себя.
– Почему ты выбрал озеро для нашего дружеского свидания?
Я откусил один из сэндвичей, которые мы купили в магазинчике у озера, и заговорил, набив рот мясом и хлебом.
– Отец привозил нас сюда. Одно из моих любимых мест.
Она вдруг стала серьезной.
– А ты привел меня?
Я пожал плечами.
– Подумал, оно может стать и твоим любимым местом в городе.
Нас овеял легкий ветерок, разметав по плечам растрепанные волосы Руби Грейс, и на ее лице появилась нежная улыбка. Я наслаждался видом темно-синего озера, бежевым песком, теплым солнцем, выглядывающим из-за облаков. Ради подобного вида художники остановили бы время, доставая мольберт, камеру, ручку и бумагу, чтобы запечатлеть это мгновение любым возможным способом.
– Каким он был? – спросила Руби Грейс. – Твой отец?
Я улыбнулся, стащив с ее тарелки клубнику, и закинул в рот.
– Он был истинным бунтовщиком. Помню, что мама всегда на него покрикивала, но за дело. Нет, они не ругались. Это скорее походило на милые вопли типа «Ты меня бесишь, но я все равно тебя люблю».
Руби Грейс улыбнулась, водя пальцами по песку у краешка одеяла.
– Выходит, за буйный характер братьев Беккер мы должны поблагодарить их отца?
– О, несомненно. Но мы не ищем на свою голову неприятностей, – отметил я. – Просто нас с юных лет научили, что нельзя терпеть несправедливость. Потому мы всегда заступимся за себя, за братьев и друзей – да даже за совершенно незнакомого человека. Такие уж мы по натуре, – пожал я плечами. – Папа никогда не поднимал бучу без причины.
– Например, такой, как именно Патрик Скутер заправлял винокурней?
Я побледнел, а сердце в груди замерло. Я посмотрел на Руби Грейс по-новому. Она была дочерью мэра: юной, богатой, несведущей в делах винокурни. Я знал, что все жители города имеют какое-то отношение к «Скутер Виски», но меня удивило, что Руби Грейс так много знает о внутренних процессах.
– Да, – наконец выдавил я. – Именно так.
– Моему папе это тоже дико не нравилось, – сказала она, нарисовав на песке сердечко, а потом стерла его ладонью. – Он сказал, что Патрик портит бренд, уничтожает всю его суть и давнюю историю, которые делают виски особенным. Говорил, что Патрик слишком увлекся новыми веяниями, пытаясь превратить «Скутер Виски» в то, чем завод не являлся.
– Мой отец тоже так считал. И он тоже намеревался сохранить традиции, но притом обновить бренд. Папа был очень умен. Он собирал информацию и изучал эту отрасль, так что знал, о чем говорил.
– Но Патрик не захотел слушать.
Я кивнул.
– И, похоже, эту проблему мы так и не решили.
Руби Грейс внимательно посмотрела на меня, а ее пальцы замерли на нарисованных каракулях.