Прошел к помещению, где обычно находилась старшая над ковровыми ткачихами – Прасковья. И, по совместительству, его любовь. После того публичного чуть ли не отказа взять ее в жены у них отношения испортились совершенно. Она его стала избегать и, при случае, уязвлять языком, отпуская очень едкие комментарии.
Петр терпел.
Ему было больно и обидно, но он терпел. Лишь с укоризной смотрел на нее. Любуюсь ее лицом… ее глазами… Теперь же получилось все исправить…
Прасковья в своей коморке была не одна. Она там беседовала с двумя ткачихами о чем-то. Однако, когда влетел Петр, они синхронно замолчали и уставились на незваного гостя.
– Все вон! – рявкнул тот. И тут же, спохватившись, добавил той, к кому он так спешил: – Кроме тебя.
Женщины не стали перечить старшему человеку в крепости. И что-то бессвязно пискнув, выскользнули скорее, чем Прасковья успела отреагировать. Слишком уж шокировала ее эта выходка.
– Ты что себе позволяешь?! – воскликнула она, резко встав и уперев руки в боки. – По какому праву ты меня позоришь прилюдно?!
– Позорю? – несколько опешил тот.
– Да! Позоришь! Ты мне не муж, не брат, не сын и не отец. По какому праву ты смеешь оставаться со мной наедине? Да еще так бесцеремонно и прилюдно?
– Я… ты меня не так поняла.
– Да? А как я тебя должна понять?
– Мне с тобой нужно поговорить. ОЧЕНЬ нужно. С глазу на глаз. Если не тут, то где?
– Поговорить, говоришь? – напряженно переспросила Прасковья, прищурившись.
– Да. Это касается нас.
– Нас? – удивилась она. Чуть помедлила. И что-то для себя решив, пошла к двери, походу бросив, – на стене поговорим. Там и на виду у всех, и вдали от лишних ушей.
Вышла. И пошла туда.
Петр же поспешил за ней. Лишь зыркнув недовольно на ткачих, что стояли у двери и никуда не уходили. Они за свою старшую явно переживали. Более того, эти «букашки» глядели на главного человека в крепости с осуждением и недовольством. Молчали. Но взгляда хватало за глаза. Лучше бы матерились…
Вышли они на стену.
– Ну, о чем ты хотел со мной говорить? – кутаясь в теплый плащ, поинтересовалась женщина.
– Я виноват перед тобой. Там, у реки.
– Так ты об этом хотел поговорить? – фыркнула Прасковья. – Я ухожу… – добавила она и начала разворачиваться. Но Петр ее схватил за руку.
– Постой. Подожди. Просто выслушай меня.
– Почему?
– Потому что я люблю тебя. Жить без тебя не могу.
– А тогда чего же сбежал и опозорил меня?
– Прочти это, – произнес Петр, ловко вытащив из одного футляра грамотку.
– Что сие?
– Выписка от Разрядного приказа.
Прасковья приняла свиток. Развернула его. И медленно прочитала вслух. Свернула. И вернула Петру.
– Я и так об этом догадывалась. И решила, что ты меня в жены брать не хочешь. Брезгуешь.
– Вздор! Вот! Читай и этот! – протянул ей второй свиток Петр.
И вновь урок чтения вслух.
Пауза.
И еще раз. Только медленнее и вдумчивее.
– Это как понимать?
– Так и понимать. Венчан я был. Оттого и не мог взять тебя под венец. Понимаешь? И раскрыться не мог. Опасался, что моих близких перебьют, как магнат тот и сказывал, прямо у меня на глазах. Скрывался. В другую державу уехал. Нищим прикидывался. Потом вот в глуши жил…
– Ты думаешь, что я бы тебя выдала?
– Не мог я рисковать. Опасался, что, если узнают, что и ты мне дорога, тебя тоже убьют. Только лишь поняв, что тебя теряю, открылся Андрею и помощи у него попросил. Не смог более терпеть.
– Поверить не могу, – покачала она головой. – В нашей судьбе участвую и патриарх, и Царь…
– Только благодаря графу.
– Ну да… Разумеется… Что с той семьей?
– Венчались мы без свидетелей и без дозволения опекуна. Посему патриарх брак не законным и признал.
– Священник решился на такое дело? Не поверю.
– Мы прибыли к нему как простые селяне. Девушку представил сироткой и бесприданницей, а сам сказался бобылем, что тут на заработках. Он нас и обвенчал.
– Без свидетелей?
– Служек позвал.
– То есть, брак законный?
– Нет! Какие это свидетели? Их ведь чин по чину нужно выбирать. Да и обманули мы священника. Вот патриарх и признал сие венчание не действительным. Значит так и есть. И я могу тебя смело теперь вести под венец.
– Как? Под своим вымышленным именем?
– Нет. Под своим законным именем. Под Георгием. Царь ведь признал меня и на службу записал, как отъехавшего из Литвы по притеснениям великим воина. Так что больше никаких тайн и лжи.
– А что с твоей женой ныне?
– Бывшей.
– Бывшей женой.
– Ее выдали повторно замуж через полгода после того, как она родила дите.
– И не побоялись, что вскроется ее венчание?
– Село то, где церквушка стояла, разбойники в первую же зиму после венчания нашего разорили. Людишек всех перебили, включая священника со служками. И пожгли бумаги. Так что, ни видаков, ни бумаг более нет. Оттого кто бы сие вскрыл? Разве что я. Но я надежно схоронился, дабы родичей моих не перевели.
– А дите?
– Дочь. Она в Туле. У Андрея. Ее вывезли из Литвы и определили к Андрею в воспитанницы.
– Видел ее?
– Да. Но что я ее отец она не знает.
– Зачем ее вывезли? Да еще и Андрею под руку приставили, – после небольшой паузы спросила Прасковья, нахмурившись.