Граф Безбрежный. Две жизни графа Федора Ивановича Толстого-Американца

Вот в такую армию вернулся из своего захолустного гарнизона граф и любитель острых ощущений Федор Толстой. Вокруг него теперь были сотни одержимых духом военной предприимчивости молодых и честолюбивых офицеров, которые в войне видели способ отличиться. Тут были люди, чьи портреты теперь висят в Военной галерее Эрмитажа. Одной из дивизий командовал генерал-лейтенант Тучков 1-й, другой генерал-лейтенант князь Багратион. Один через четыре года получит пулю в грудь на Бородинском поле, другой будет смертельно ранен ядром. Отрядом, стоявшим в Вазе, командовал генерал Николай Раевский, который в 1812 году поведет колонну в атаку, встав во главе её с двумя сыновьями[4]; а авангардом — Яков Кульнев, которому два последних чина были присвоены самим Суворовым и который, начав войну майором, закончил генерал-майором. Этот Кульнев от Суворова перенял не только наступательную манеру боя, но и лаконичный и яркий лексикон — свои приказы он начинал со слов «Вставайте, я проснулся!» и заканчивал словами «Штыки горят!» Здесь же, в авангарде, был и друг Толстого-Американца Денис Давыдов, без которого в первые тридцать лет Девятнадцатого века вообще не обходилась ни одна война.

Боевые действия шли на территории Финляндии, где армии вязли в бездорожье и теснили друг друга по тундре. Этой медленной войне, казалось, не будет конца. Пуще шведов допекали комары и мошки. Генералы отдавали приказы и беспрерывно били комаров у себя на лбах, солдаты на марше расчесывали до крови руки и ноги. Суворов, строивший крепости в этих краях лет за двадцать до войны, назвал Лапландию «мшистой». В мшистой Лапландии кормить войска было нечем, генералы во избежание голода старались не сосредотачивать армию в единый кулак, а наоборот, раскидывали её по пространству. Вереницы подвод с продовольствием шли из Петербурга. Убогие мызы, розовые валуны у песчаных дорог, невыразительные, как блины, лица чухонцев, беспрерывные озера, на которые Толстой вдоволь и до отвращения насмотрелся ещё в бытность в Нейшлоте — вот декорации этой войны, ныне позабытой.

В обязанности графа Толстого входило надзирать над кухней, готовящей обеды для князя Долгорукова. И он надзирал: выписывал паштеты из Санкт-Петербурга и покупал у местных рыбаков красную рыбу. За обедом, когда за столом собиралось несколько офицеров, граф Федор Толстой исполнял обязанности хозяина: презентовал блюда и собственноручно разливал суп. Он это любил. Ещё он рассказывал Долгорукову, который ласково называл его Федей, о своих путешествиях по морям и океанам и клеил для него конверты: странная обязанность, более подходящая маленькому человечку и канцелярской крысе, чем графу с самомнением и бретеру с гонором. Но служба есть служба, и конверты так конверты.

Князь Михаил Петрович Долгоруков был всего на два года старше Толстого: князю двадцать восемь лет, графу двадцать шесть. Князь был сыном большого вельможи и генерала от инфантерии Петра Петровича Долгорукова, а граф сыном небогатого помещика Ивана Андреевича Толстого. У Долгоруких тысячи душ, а у Толстых несколько десятков. В чинах у молодых офицеров большая разница: князь уже генерал-лейтенант, а граф все ходит в поручиках. Князя Долгорукова ждала блестящая карьера: у него репутация прекрасного офицера и светского человека очень высокого полета. Он, как и его брат Петр, — тот самый, что перед Аустерлицем надменно разговаривал с Наполеоном, а потом, в дикой скачке из Молдавии в Санкт-Петербург обогнав всех курьеров и загнав десяток лошадей, заболел и умер от горячки — близок к императору Александру. Вскоре он должен жениться на великой княжне Екатерине Павловне. На единственном сохранившемся портрете мы видим изысканный тонкий профиль: взбитый высокий кок на голове, хрупкое лицо, говорящее о нервном характере. Граф же Толстой о женитьбе даже и не думает, имеет репутацию дебошира и профиль быка. И все-таки у двух этих непохожих людей было и кое-что общее: оба отличались безупречной храбростью. Храбрость Долгорукова — часть его ремесла, качество профессионального военного, который командовал Курляндским драгунским полком, участвовал в десятках боев с французами в Европе и получил пулю в грудь и двух Георгиев на грудь. Храбрость Толстого другая — она не от профессии, которой у этого прирожденного частного человека нет, она от натуры, от природы.