Граф Безбрежный. Две жизни графа Федора Ивановича Толстого-Американца

Графу Толстому было приказано разведать путь через пролив Иваркен до Годденского маяка. Во главе маленького отряда — он да десяток казаков — Американец радостно спустился на лед и отправился в сторону Аландских островов. В такую стужу и против такого ветра он ещё не путешествовал. Они шли, проваливаясь по колено в снег, перелезая через ледяные торосы, взбираясь на снежные холмы и рассматривая белую равнину впереди себя. Ни черного пятнышка, ни фигурки. В непогоду, при сильном ветре, море под ногами волновалось, лед трещал. В местах разломов льдины вставали отвесно, на сотни метров образовывались полыньи черной воды, присыпанной тонким снежком. В подобном поиске нельзя жечь костров, да и не из чего их жечь. Спать приходилось, вырыв яму в снегу, под боком у сугроба. Температура была минус двадцать, вода ледяная, но по утрам граф Толстой невозмутимо брился. Вряд ли он не мог позволить себе несколько дней проходить небритым — скорее тут обычный для него эпатаж. Приятно бриться, стоя на льду посреди Ботнического залива и имея смертельную пучину под ногами!

В ту зиму несколько таких отрядов исследовали лед и проверяли дорогу. А затем последовал поход главных сил, возглавляемых генералами Барклаем де Толли и Кульневым — армия прошла в Швецию по льду над водами. Сто верст миновали за два дня. Там, где лед тонок, клали доски, на них наваливали солому, и пехотинцы по одному бегом преодолевали эти опасные места. Лошади преодолевали полыньи вплавь, пушки двести рабочих волокли на салазках. Шли днем и ночью, на биваках спали в снегу, не разводя костров. У шведского берега, в четыре утра, на мартовском рассвете, наткнулись на вмерзшие в лед корабли — пехота в пять минут разобрала их и зажгла на льду костры, в то время как неутомимые казаки уже вступили с береговыми шведами в перестрелку.

Когда началась война 1812 года, граф Федор Толстой жил в своей калужской деревне. В посягательстве Наполеона на Россию он (как и многие люди его круга) увидел оскорбление лично для себя и в чине подполковника вступил в ополчение, под команду генерал-лейтенанта Моркова.

Русская армия с начала Девятнадцатого века постоянно воевала с Наполеоном — выскочкой и корсиканцем, реформатором и сокрушителем, который всеми своими деяниями нарушал патриархальное устройство круглого русского мира. Он нарушал русский мир задолго до того, как перешел Неман — он делал это, перекраивая европейскую карту, расстреливая герцога Энгиенского, принимая новые законы, творя новые отношения и внося смуту в консервативные русские мозги. Он был республиканец, который стал императором для того, чтобы иметь больше возможностей перекраивать мир по своей демократической мерке. Наследственные европейские монархии он опрокидывал своим сапогом, как кукольные домики. Это столкновение гениального европейского реформатора с русской консервативной мощью было неизбежно — и до поры до времени оно проходило по одному сценарию. Только при Аустерлице русская армия попыталась атаковать и жестоко поплатились за это — далее роли оставались неизменными в течение нескольких кампаний. Наполеон наступал, не только потому, что это следовало из тактических соображений, он наступал, потому что активное желание переделать мир — в этом была его суть. Русские стояли под Фридландом и Прейсиш-Эйлау, стояли, принимая на себя удары французской армии, упорно стояли под огнем сотен пушек — их суть была в терпении и устойчивости, в умении чувствовать землю под собой, их воля всегда была волей к тому, чтобы вытерпеть и устоять.