— "Это было, как уже сказано, пятого февраля. В последние дни стоял мороз градусов в пять-шесть, лестница вся обледенела; генерал был высок и тучен; и президент, спускаясь к реке, предоставил ему ту сторону лестницы, где были перила.
Оба секунданта следовали за ними.
Было совсем темно, пространство между лестницей и рекой было мокрое от снега и инея, и перед ними текла река, черная, глубокая, кое-где покрытая плывущими льдинами.
Один из секундантов сходил за фонарем на угольную баржу, и при свете этого фонаря осмотрели оружие.
Шпага президента, обыкновенной клинок, какие носят в тросточке, была на пять дюймов короче шпаги его противника и без чашки.
Генерал д’Эпине предложил раздать шпаги по жребию, но президент ответил, что это он вызвал его и, делая вызов, имел в виду, что каждый будет действовать своим оружием.
Секунданты не хотели с этим соглашаться; президент заставил их замолчать.
Фонарь поставили на землю; противники стали по обе стороны; поединок начался.
В свете фонаря шпаги казались двумя молниями. Люди же были едва видны, настолько было темно.
Генерал считался одним из лучших фехтовальщиков во всей армии. Но он сразу встретил такой натиск, что отступил, при этом он упал.
Секунданты думали, что он убит, но его противник, зная, что не ранил его, подал ему руку, чтобы помочь подняться. Это обстоятельство, вместо того чтобы успокоить генерала, еще больше раздражило его, и он, в свою очередь, бросился на противника.
Но его противник не отступал ни на шаг и парировал его выпады. Трижды генерал отступал и трижды снова пытался атаковать.
На третий раз он снова упал.
Все думали, что он опять поскользнулся, однако, увидев, что он не встает, секунданты подошли к нему и пытались поставить его на ноги, но тот, кто подхватил его, почувствовал что-то теплое и мокрое.
Это была кровь.
Генерал, впавший в полуобморочное состояние, пришел в себя.
"А, — сказал он, — против меня выпустили наемного убийцу, какого-нибудь полкового учителя фехтования?"
Президент, ничего ему не ответив, подошел к тому из секундантов, который держал фонарь, и, засучив рукав, показал на своей руке две сквозные раны; затем, распахнув фрак и расстегнув жилет, обнажил бок, в котором также зияла рана.
А между тем он не испустил даже вздоха.
У генерала д’Эпине началась агония, и через пять минут он умер…"
Франц прочел эти последние слова таким глухим голосом, что их едва можно было расслышать, потом он умолк и провел рукой по глазам, точно сгоняя с них туман.
Но после минутного молчания он продолжал: