Медля, толчками, дверь стала приотворяться. Кривцов отшатнулся. На пороге в белых одеждах – как мертвая в саване – стоит Санта-Кроче, в руке горящая свеча. Сияют влажные глаза.
– Не пугайтесь, мой кавалер, – грудным голосом сказала графиня. – Не дрожите так, бедный москов.
– Чур меня, чур… Видится мне…
– О, нет… Отнюдь не видение, а живая Санта-Кроче, которую тронули до слез ваши горячие признания и печальные жалобы вашего флажолета. Не правда ли, концерты на рассвете были для меня?
– Да, для вас, да, – заикаясь от страха бормотал Кривцов.
– И вот я отперла дверь. Войдите. Странное ночное приключение…
Тут Санта-Кроче закашлялась, прикрывая рот шелковым платком. Передохнула.
– Я очень больна, мой ночной кавалер… – Войдите.
В горенке Феличиани над чисто застланной постелью – мраморное Распятие, у изголовья брошена на кресла крошечная книжка, католический молитвенник.
– Не понимаю, не понимаю, – озирался Кривцов, – Санта-Кроче во дворце, Санта-Кроче тут… Две Санта-Кроче.
– Не бойтесь: Санта-Кроче только тут. И протянула руки. Бакалавр сжал ее горячие ладони, заглянул в темные, влажные глаза:
– Ты, только ты – Санта-Кроче?
– Конечно же, а там, во дворце, – фантас, выдумка.
В маленьком покое, за чуланом, госпожа и бакалавр беседовали вполголоса. При тусклом свете ночника Кривцов заметил, что на его пальцах и кружевах запеклась кровь.
– Боже, я убийца!
– Успокойтесь, мой бедный кавалер… От неверного удара шпаги, в потемках, не умирают мгновенно: я думаю, ваш друг ранен.
– Ранен? Помоги, Богородица.
Бакалавра ободрил этот грудной, легкий голос.
– Ваши признания, мой кавалер, так горячи и сердечны… Выслушайте и мои: Джу действительно показывает всему свету ту госпожу Санта-Кроче.
– Какой Джу?
– Калиостро. Его зовут Джу.
– Великий маг создал ваш двойник?
– Маг? Какой же Джу маг? Впрочем, точно не знаю. Он очень хитрый… Дайте мне слово, что вы никому не откроете один из секретов его.
– Даю…
– Слушайте… Мы бродили тогда по Германии. В Гейдельберге или в Штуттгарте, забыла город, но прозвище трактира, где мы стояли, мне памятно – «Голубые олени», – осенью трактирщик так дурно топил нашу комнату, что я стала кашлять… Вы знаете, кавалер, что Джу таскает меня по всему свету для своих магических опытов, которые отнимают мои последние силы. Я была и раньше очень слаба, а в «Голубых оленях» у меня открылась грудная болезнь… Джу, – по правде сказать, Джу добряк, – он много болтает, часто врет, бесится, морочит дураков, но он – добряк, поверьте мне. Ведь я отдала ему молодость, – Джу торговал когда-то пластырями и эликсирами на итальянских ярмарках, когда-то мы любили друг друга… Но о чем я?.. Да, Джу считает себя врачом. В «Голубых оленях» ему удалось поднять меня на ноги, но в Митаве я снова простудилась, а в вашей суровой Московии, где и летом дуют ветры от ледяных морей, я слегла. И вы видите меня тут, в тайном покое, взаперти… Джу скрывает меня от всего света… Джу никому не посмеет признаться, что его блистательная Феличиани, непобедимая красавица, вечно юная Венера, совершеннейший образец его жизненных эликсиров, прекрасная графиня Санта-Кроче, слава о которой гремит по всем королевствам, – больна, похудела, стареет и скоро умрет, как умирают все… Посмотрите, у чахнущей Венеры лихорадочный румянец на впалых щеках.
– Боже, – страдая и сожалея, стиснул руки Кривцов. Феличиани отвела с виска темную прядь. Ее тонкие ладони тихо пали на колени.
– Я говорю вам все, в надежде на вашу честь и молчание, мой кавалер… И теперь я помогаю Джу в магических опытах. Без меня они неудачны. Джу румянит, сурмит меня, как куклу, и вывозит в собранья.
– Так значит, это вы летали в ложе Гигея вокруг его шпаги, по воздуху?
– Я была в Гигее, но ничуть не летала. Я бескрылая, мой бедный мечтатель… Калиостро делает так, что всем чудится. Я вам скажу…
Санта-Кроче наклонилась к уху бакалавра:
– Я думаю, что Калиостро несчастный обманщик.
– Почему несчастный?
– Слушайте… В «Голубых оленях», в отчаянии что я умру, он обезумел, он рычал, он страшно проклинал и Сладчайшее сердце Иисуса и Деву Марию. Ведь без меня его опыты неудачны… Тогда-то, в бешеном ропоте на небеса, надписал он на дипломах свой девиз «Lilium pedibus destrue» – еретик, богохульник – он мне не давал умереть покойно – «Феличиани, если проклятая смерть похитит тебя – тогда на небе тот же обман, тогда там такой же кавалер Калиостро, как я, который дурачит нас всех…» И однажды он привел с собою бродячего хромоногого музыканта. Это был сумасшедший немец с всклокоченными волосами, один глаз у него косил. Я помню, что один глаз был у него карий, а другой голубой, как стекляшка. Он носил зеленый, штопаный сюртук, закиданный табаком, а звали его Иоганн-Готлиб-Терезия Купенфатер. Он был скрипачом королевского оркестра, продавцом лекарств, поэтом, изобретателем и баварским иллюминатом. Этот хромоногий черт продал Джу свое последнее изобретение, механическую куклу, ту Санта-Кроче, которую вы видели в сундуке.
– Госпожа из сундука – кукла?