Граф Карбури – шевалье. Приключения авантюриста

Ласкари вздохнул, ища сочувствия, пожаловался.

— Теперь Гром-камень к лесной пристани доставлен, моё дело сделано… И вместо благодарности — в опалу попал. Даже у Бецкого. Один Фальконет меня по-прежнему любит. Нет, Андрэ, не ко двору я в России Вашей, нечего мне больше в Петербурге делать. Поеду искать славы на других полях сражений.

— Не падайте духом, шевалье… — Не сдержавшись, съязвил Андрей. — Насчёт славы — Вы счастливый человек, она сама Вас ищет…

— Опять ухмыляешься? Наше соглашение с тобой — полюбовное, я своё слово сдержал, от Дарьи Дмитриевны отказался… А что императрица обещанных денег не заплатила, так то — не моя вина…

— Бог с Вами, шевалье… Дашеньке не многим лучше сделалось после Вашего отказа, да всё радостно, что не уморили Вы её, как прежних своих жён…

— И ты эти петербургские сплетни повторяешь? Да я Дарью Дмитриевну пуще жизни своей любил и впредь до самой смерти любить буду… Коли захотела бы со мной в Париж уехать…

Андрей не успел ответить: в мастерской появился Пётр Иваныч Мелиссино. Вчера только приехал он с полей сражений, вызванный в Петербург императрицей. Отвечал он теперь перед ней и Россией за всю русскую артиллерию головой, и матушка-императрица очень была довольна его достижениями. Вызван он был для получения звания генерал-майора и вручения из её рук нового ордена Святого Георгия 3-ьей степени. Едва повидавшись с домочадцами, расцеловавшись с женой и заметно выросшим сыном, он тотчас же отправился к опальной племяннице, которая сидела в своей комнате с душой, ушедшей в пятки. Он учинил ей строгий допрос про её мысли. Она отвечала тихо, скромно и виновато, но стояла на своём, чем сразу вывела его из себя. Пётр Иваныч ушёл от неё, громко хлопнув дверью, и велел не показываться ему на глаза. Вечером с поздравлениями новому генералу приехали Фальконет и мадемуазель Колло. Мари Анн, будучи не намного старше Дарьи Дмитриевны по годам, но по жизненному опыту и положению в обществе её превосходившая, любила её как старшая сестра и очень ей сочувствовала. Поскольку Пётр Иваныч не разрешил племяннице покидать свою комнату в его присутствии, то Дарья Дмитриевна не посмела выйти к гостям. Мари Анн еле уговорила хозяина дома дозволить ей посетить арестантку, которая несказанно обрадовалась подруге. От неё Дарья Дмитриевна узнала, что Фальконет не спит которую ночь, так как завтра при демонстрации Большой модели должна быть императрица со всей своею свитой. Если модель памятника будет ею аппробована, то наступит едва ли не самый ответственный момент в создании монумента — отливка статуи… Дарья Дмитриевна слушала приятельницу внимательно, очень сочувствовала Фальконету, но думала о своём: а если попытать счастья, броситься с прошением в ноги императрице?.. Она тут же обсудила это с мадемуазель Колло: завтра она раньше всех придёт в мастерскую, где-нибудь спрячется и будет ждать императрицу. А когда та появится… И хотя Мари Анн сильно сомневалась в успехе этого предприятия, преодолев свои колебания, она пообещала, что постарается помочь Дарье Дмитриевне осуществить свой дерзкий план.

На короткий срок наезжая домой, Пётр Иваныч, оскорблённый отказом Ласкари, всё никак не мог повстречать его, чтобы по-солдатски взгреть, как следует, этого выскочку и обманщика. Многочисленные петербургские сплетники не раз передавали шевалье угрозы Мелиссино, и неудачливый жених понимал, что встреча с новоиспечённым генерал-майором не сулит ему ничего хорошего. Увидав его в мастерской, Ласкари мгновенно спрятался за монумент.

Мелиссино, заметив Андрея, обрадовался.

— Это хорошо, что ты здесь… Вечером непременно дома будь. Надо нам домашний совет держать, всем вместе решить, что с Дарьей Дмитриевной делать… Совсем ума лишилась с театром этим. Упёрлась — пойду в актёрки! — и всё тут…

И, хотя Пётр Иваныч был с самого начала самым, что ни на есть активным участником творческого процесса создания монумента, он начал внимательно разглядывать статую, рассматривая её со всех сторон, словно увидел её заново. Ласкари пятился от него задом, но споткнулся вдруг о половицу и с грохотом повалился на пол.

— А это ещё кто тут? — Удивился Мелиссино. — Неужто ты, шевалье? Не надо и беса, коли ты здеся… И не боишься на глаза мои показываться, мерзавец?!

Ласкари проворно вскочил, живо отряхнулся.

— Послушайте, генерал…

Но Мелиссино загремел на весь портретолитейный дом, не давая ему договорить.

— Я-то генералом стал за раны свои, в боях полученные… А вот ты за что подполковник — никому в России не ведомо!

Ласкари совсем растерялся, не зная, как ускользнуть от этой несколько задержавшейся расплаты.

— Я прошу Вас… — Угрожающим тоном произнёс он, вытянув вперёд дрожащую руку.

Мелиссино расхохотался.

— А что? Неужто драться со мной будешь?

— Может и буду! — Ласкари пытался говорить твёрдо, но голос его вибрировал.

— Ты? Со мной?! Боевым офицером? Ха! Казнокрад! Взяточник! Распутник!

Мелиссино схватил Ласкари за грудки, тот с трудом вырвался, отскочил в глубину мастерской. Оттуда послышался его сорвавшийся от страха голос.