Граф Кавур. Человек, который создал Италию

С мая по ноябрь 1860 года европейский континент переживал один из важнейших этапов своей трансформации в новейшей истории, который сопровождался удивительным походом Гарибальди и его «Тысячи», крушением Королевства обеих Сицилий, поражением Папского государства и утратой большей части территории, входившей в его состав на протяжении тысячи лет, активностью Сардинского королевства, превратившегося в геополитического игрока на юге континента, углублением противоречий великих держав и перекраиванием границ. Эти события стали прелюдией к еще более грандиозным изменениям, последовавшим на континенте в ближайшее десятилетие и в конечном итоге приведшим к глобальной Первой мировой войне и катастрофе «старой» европейской цивилизации.

Бурная динамика политического движения на Апеннинах последних месяцев и решающая роль в нем наиболее мощной, сильной и подготовленной страны (Пьемонта) итальянской цивилизации вели к тому, что вопрос объединения всего полуострова в единый государственный организм становился делом нескольких недель. Однако на каких основах должно было произойти объединение? Насколько крепко будут связаны части нового государства, никогда прежде, с момента падения Западной Римской империи, не составлявшие единого целого? Как будут решаться проблемы и противоречия между регионами и территориями, находившимися на разных уровнях экономического, социального и общественно-политического развития? Какие государственные и общественные институты должны сцементировать новое государство? Возможно ли пьемонтцев, ломбардцев, тосканцев, неаполитанцев, сицилийцев превратить в нацию граждан-итальянцев одного государства? Жизнеспособно ли будет новое объединение на политической карте Европы?

Перед руководителями Пьемонта и, прежде всего, главой правительства совершенно неожиданно появились задачи, сложность и масштаб которых менее года назад они не могли даже представить. В условиях Европы середины XIX века с мощным развитием экономики промышленного типа и процессом формирования продвинутых общественных отношений это была беспрецедентно трудная головоломка. Форсированный ход объединительных процессов в Италии вызывал, с одной стороны, чувства эйфории и удовлетворения, а с другой — тревоги, поскольку действия властей, необходимость коих диктовалась жизнью, могли иметь фатальные последствия для нового государства.

«Актуальной задачей 1860–1861 годов, — рассуждает Холт, — было придать некую однородность объединенному королевству. Общий принцип Кавура заключался в том, что Италия должна основываться, как и Пьемонт, на монархии, армии и парламенте. На этом фундаменте теперь предстояло многое построить. Армия должна быть истинно итальянской, а новое государство обладать флотом, который не станет позором среди военно-морских сил иностранных держав. Законодательство и государственный долг должны быть унифицированы, и необходимо приложить усилия для восстановления национальных финансов после потрясений предыдущих лет. Однако было не до бюджетных сокращений. Необходимо было создавать полноценную систему образования. Для того чтобы Италия была экономически и политически жизнеспособной, ей требовалось больше шоссейных и железных дорог не только для торговых целей, но и для объединения людей в стране, где расположены Апеннинские горы и огромные внутренние расстояния как с севера на юг, так и от Альп до австрийской границы, что было серьезным препятствием на пути к единству. И все это должно было делать правительство, которое из-за ограниченных полномочий было скорее олигархическим, чем демократическим, и имело мало контактов с людьми»[535].

«Первым шагом к достижению всех этих целей, — продолжает Холт, — было создание общей законодательной системы и новой гражданской администрации. В течение многих лет Кавур и умеренная партия полагали, что федеративная Италия будет предпочтительнее унитарного государства, и, возможно, только после вторжения в Умбрию и Марке Кавур публично продемонстрировал, что принимает унитарный принцип. Можно было подумать, что какой-то след этих старых федеральных наклонностей будет найден в организации нового государства, но на самом деле правительство решило навязать централизованную бюрократию всей стране. Поскольку Турин был столицей, а законы Сардинии и договорные отношения с зарубежными странами были предписаны всей Италии, то в других регионах появилось много недовольных насильственным принятием пьемонтских институтов»[536].