Граф Кавур. Человек, который создал Италию

По поручению своих правительств британский посол Джеймс Хадсон и французский — герцог Аженор де Гиш[233] настойчиво добивались от короля Виктора Эммануила II, Кавура и сардинских министров согласия на вступление в союзную коалицию. Сардинцы не испытывали особого желания влезать в международный конфликт. Внутренние проблемы и соседство с Австрией были гораздо важнее, чем споры о Палестине, черноморских проливах и турецких территориях.

После вступления в войну Франция и Великобритания удвоили усилия по поиску союзников, готовых отправить войска на театр боевых действий. Помимо послов в Турин зачастили эмиссары от Наполеона III и британского кабинета с целью склонить-таки пьемонтцев к вступлению в войну. Здесь проявилось различие в проведении внешней политики Англии и Франции. Если британский посол и Форин-офис[234] выражали мнение всего кабинета, то Наполеон III зачастую вел свою собственную политику, не считая нужным даже информировать министра иностранных дел.

Первой начала меняться позиция короля. В ходе конфиденциальных бесед Виктор Эммануил II стал утвердительно говорить о своем намерении присоединиться к союзной коалиции[235]. Стремление короля повоевать объяснялось желанием смыть позор Новары, самому возглавить войска (или послать во главе их брата) и проявить таланты военачальника на поле боя, что позволит стать в один ряд с монархами столь уважаемых западноевропейских держав.

Однако для Кавура ситуация не представлялась столь однозначной. В идеале он желал войны цивилизованных Англии и Франции прежде всего с Австрией, как союзницей России, которая привела бы к крушению консервативных режимов Вены и Петербурга и освободила бы европейские народы от их влияния. При таком раскладе Сардиния с удовольствием вступила бы в англо-французскую коалицию и у нее были бы развязаны руки в Италии.

Перспектива же вооруженного конфликта только с Россией тревожила Кавура по экономическим причинам. Во-первых, прерывалась торговля российским зерном, поступавшим в Европу из черноморских портов. В период неурожая и роста стоимости зерна это был дополнительный негативный фактор для рынка. Во-вторых, торговля ресурсами и готовыми продуктами сильно страдала во время боевых действий, что отрицательно сказывалось на экономике в целом. В-третьих, увеличивались финансовые затраты, связанные с военными нуждами и жизнью населения в этот период времени. Поэтому Кавур-хозяйственник без особой радости воспринял известие о начале большой войны на востоке континента.

Российская империя не вызывала особых симпатий у главы пьемонтского правительства. Николай I прервал дипломатические отношения с Сардинией и поддержал Австрию в войне 1848–1849 годов, не принял личное послание короля, извещавшего о его вступлении на трон[236], поддержал монарха Королевства обеих Сицилий и других легитимистских правителей итальянских государств, участвовал в подавлении революций на континенте. Всё так, но без основательных мотивов вступить в войну с Россией — и притом что сардинцы в целом не особо желали этого — было верхом глупости. Оставалось следить за дальнейшим развитием событий и поведением Австрии.

Каково же было разочарование Кавура, когда выяснилось, что Вена начала реализацию политики дружеского нейтралитета по отношению к антирусской коалиции. По логике, австрийцы только из благодарности к Николаю I, спасшему империю Габсбургов от развала, должны были встать на его сторону. Однако все пошло против логики, а министру-президенту и министру иностранных дел Австрийской империи князю Феликсу Шварценбергу даже приписывают пророческие слова, что «мы еще удивим мир своей неблагодарностью»[237]. Говорил так австрийский политик или нет, доподлинно неизвестно, но Австрия действительно ответила России самой черной неблагодарностью.

Понимая, что вооруженный конфликт затягивается и принимает все более глобальные масштабы, Кавур также начал задумываться об участии Пьемонта в войне. Игнорировать настойчивые просьбы Парижа и Лондона в такой ситуации значило навлекать проблемы в будущем. С другой стороны, и быстрое окончание войны ставило много проблемных вопросов. Пьемонт просто мог не успеть воспользоваться международным кризисом в своих интересах.

В условиях дефицита бюджета и экономической стагнации Кавур попытался занять деньги у Великобритании. Он считал необходимым стимулировать хозяйство королевства и продолжать укреплять армию и крепости на границе. Неприятное удивление вызвало нежелание иностранцев вкладывать деньги в Пьемонт. Тогда глава кабинета разместил государственный заем на 35 миллионов лир на внутреннем рынке[238]. Сделка успешно была закрыта, что свидетельствовало о появлении нового класса собственников и бизнесменов за последние годы реформ.