Кавур давно изучал вопрос положения трудящихся в Пьемонте и в других развитых странах. Его увлекала идея создания благоприятных условий для наемных работников и на этой основе обеспечения поддержки проводимой государством политики. Другое дело, что в середине XIX века страны оказывались в совершенно иных экономических и социальных реалиях. Экономика и общество двигались неизмеримо быстрее, чем в предыдущие эпохи. Острота проблем имела совершенно иной накал. Скорее всего, в течение всего своего срока премьерства Кавур так до конца и не смог выработать единую долгосрочную методологию функционирования социальной системы государства. По утверждению Смита, Кавур искренне полагал, что социальная реформа необходима, но эта задача «не столько для государства, сколько для отдельных работодателей, и оптимистично выразил уверенность в том — ссылаясь на „хорошо известный дух филантропии“ среди имущих классов, — что этого будет достаточно, чтобы помочь бедным в периоды экономических трудностей. Кавур признал, что налоговые льготы и даже прямые субсидии иногда могут быть разрешены для поддержки благотворительных фондов, поскольку любое цивилизованное общество обязано озаботиться тем, чтобы никто не страдал от крайней нищеты. Но это предписание было нелегко воплотить в закон. Кавур говорил о важности, чтобы законы контролировали занятость женщин и детей, особенно с учетом того, что они должны были работать намного больше, чем в Англии. На практике это благое намерение было внедрено по умолчанию, потому что у парламента были более срочные дела, чем социальная реформа, и он с некоторым беспокойством отмечал, что количество маленьких детей, работавших на рисовых полях, продолжало расти.
Хотя глава правительства изо всех сил пытался доказать, что реальная заработная плата и уровень жизни в целом росли, цифры настолько сильно разнились, что их с трудом можно было привести в обоснование любого общего вывода. Когда критики указали на тот факт, что около восьми тысяч человек ежегодно эмигрировали в Южную Америку и во Францию, а некоторые деревни в Лигурии полностью заброшены, он ответил, что это не обязательно показатель крайней бедности. Кавур мог справедливо утверждать: несмотря на то что цены росли, более бедные люди выиграли больше, чем другие, за счет снижения налогов на зерновые, которые были их основным продуктом питания; были снижены налоги на соль, и среднегодовое потребление составило восемь килограммов на семью. Депутаты от оппозиции ответили, что работодатели часто использовали эти факты как повод для пропорционального снижения заработной платы. Сообщения о смерти от голода поступали каждый год, а в особо тяжелые годы многие выживали только за счет частной благотворительности.
Выступления Кавура показывают, что он очень серьезно относился к проблемам пауперизма[298]
. Глава правительства надеялся, что ситуация улучшается. Он говорил, что почти все сельскохозяйственные рабочие теперь имеют какую-то обувь, по крайней мере для использования в торжественных случаях, а снижение налога на кожу поможет облегчить (помимо налогов на зерно) одну из основных статей расходов для многих семейств. Кавур знал, что кукуруза или каштаны были почти единственной пищей для подавляющего большинства на больших территориях, в то время как мясо по-прежнему ели не чаще одного-двух раза в год. Но был рад тому, что потребление вина и пива среди городского населения росло, и надеялся, что рабочие на рисовых полях однажды позволят себе купить больше вина, чтобы снять усталость от тяжелого труда. Еще одной выгодой для государства было то, что более состоятельные крестьяне покупали другой наркотик — табак, который приносил существенную прибавку к налоговым поступлениям»[299].Сардинское королевство столкнулось с острой проблемой территориальных различий и несоответствием устремлений центра и регионов. Как правило, во время политических и экономических реформ такие противоречия получают дополнительный импульс.