Граф Мирабо

Когда после сердечных слов к рабочим Мирабо хотел ехать далее, Лоран еще раз взялся за повод лошади и попросил небольшого объяснения для себя и других.

– Говорите ли вы серьезно там, в этой речи, наклеенной на стене, так много про короля, требуя, чтобы мы не огорчали этого доброго человека, но, как сказано в вашем воззвании, «помнили о его доброте и любви к нам и при мысли о радости, доставленной ему нашим послушанием и порядком, проливали слезы»? Ночью вы тоже упоминали нам о короле, что многих из нас весьма удивило.

– Отчего это могло удивить вас? – произнес Мирабо серьезно и значительно. – Король стоит во главе нации, как голова вверху всех членов тела. В эту бурную ночь, видя вас кругом себя волнующимися, с вашими факелами, я опять стал несколько монархистом. Поймите меня, дети мои. Мое мнение, что когда король и народ любят друг друга, это создает прекрасные и полезные отношения. А потому говорю вам, любите короля, призывайте его во всех ваших нуждах, потому что он должен любить вас, как самого себя; его интересы с вашими связаны неразрывно.

Слова эти были выслушаны молча. Мирабо, вежливо откланявшись, продолжал свой путь. Вслед ему раздались отдельные восклицания: «Да здравствует король!». Мирабо в задумчивости возвратился опять в центр города и подъехал к дому графа де Карамана в надежде найти его уже вставшим.

Граф вышел к нему навстречу с расстроенным и озабоченным лицом, тогда как Мирабо ожидал от него радостных изъявлений благодарности.

– Вы еще не знаете, что все благополучно у вас в Марселе? – спросил Мирабо с некоторым раздражением.

– Знаю все, – отвечал граф де Караман. – Вы отлично действовали, граф, и мы вам обязаны восстановлением спокойствия в нашем городе. К тому же дух, в котором вы действовали, будет, без сомнения, с удовольствием и благодарностью признан в Париже, потому что вы сумели укрепить любовь народа к нашему доброму королю. В Париже это дорого оценят; я сделаю для этого все, что в моей власти. Но пришли новые тревожные известия, наводящие на меня ужас. В Эксе разразилась такая же катастрофа, принимающая, по-видимому, те же размеры, что и в Марселе. Одновременно пришло известие из Тулона, что там королевские войска были сильно избиты народными массами. Боюсь, что настают несчастные времена.

– Нет, граф, – возразил живо и с уверенностью Мирабо, – наступающие времена не несчастны, но настоящее время бросает еще свою несчастную и тяжелую тень на наши головы! В Экс, где весь народ – мои друзья, еду тотчас же, хотя с минуты моего выезда оттуда я еще не отдыхал и с прибытием в Марсель буквально еще не сходил с лошади. Но я восстановлю порядок в Эксе сегодня же; можете в этом смело на меня положиться.

– Однако вину восстания в Эксе приписывают вам, – сказал комендант, бросая полунедоверчивый взгляд на Мирабо. – Мне доносят, что поддерживаемые вами там сношения с народом весьма возбуждающего свойства, что страсти толпы вами разжигаются и направляются к известной цели.

– Знаю, это донесли вам местные ленные владельцы! – возразил Мирабо, смеясь. – Эти ослепленные, близорукие господа заставили меня облечься ролью народного трибуна. Но если я играю эту роль против них, то это прежде всего в интересах порядка и правды. Прощайте, господин комендант. Буду иметь честь сегодня вечером или не позже как завтра утром прислать вам успокоительное донесение из Экса.

После такого прощального приветствия Мирабо поспешил в свой отель, чтобы заказать почтовых лошадей. Однако, желая прибыть поскорее, он предпочел ехать верхом и через несколько минут помчался на хорошем крепком скакуне по большой дороге из Марселя в Экс.

Был базарный день. Продажа на рынке съестных припасов как раз должна была начаться, когда Мирабо въехал в Экс. Глядя на толпы народа, стоявшие на улицах, Мирабо своим зорким глазом тотчас увидел, что здесь рассчитывалось, воспользовавшись базарной суматохой, открыто воспротивиться высоким ценам на хлеб и мясо, что, как и в Марселе, было главным поводом к неудовольствию. Встретил он также на улицах войска.

Спешно и прежде всего направился Мирабо к главному начальнику стоящих в Эксе войск и силою своего неотразимого красноречия постарался убедить его отозвать войска с публичных мест. Указав на все, что так счастливо было им совершено в Марселе, ему удалось добиться, чтобы безопасность города и рынка была поручена ему и чтобы взамен военной силы была им образована гражданская милиция, которую он с поразительной быстротой умел организовать на улицах.

Мирабо отправился по домам к некоторым известным гражданам, доверием которых пользовался, и красноречиво требовал их помощи для образования гражданских пикетов.

Образовав маленькие отряды и предоставив им самим избрать себе предводителей, он разместил их частью у ворот города, частью в самом городе и мог, таким образом, в короткий промежуток времени считать уже город Экс в своей власти. Тем не менее в некоторых частях города возникали беспорядки. Народ мешал свободному подвозу зерна к рынку, желая непосредственно завладеть прибывающими подводами.