Граф Мирабо

Под предлогом, что он чуть было не забыл о данном своему хозяину слове обедать сегодня у него и что последний зарезал, кажется, целого быка, чтобы достойно угостить его и несколько других провинциальных депутатов, Мирабо простился со своими друзьями, пожелав им хорошего аппетита в отеле «Шаро», и с поспешностью, похожей на бегство, удалился.

III. Аркиз Виктор Рикетти де Мирабо

В нескольких милях от Парижа лежит прелестный Аржантейль со своими очаровательными виллами, составляющими летом излюбленное местопребывание парижан и даже знатных иностранцев.

В одной из этих вилл поселился недавно теперь уже престарелый маркиз де Мирабо, вызванный последними событиями из уединения своих поместий, где с давних пор пребывал почти всегда. Удрученный старостью и болезнями, он не решился поселиться в самой столице, где с открытием собрания государственных чинов грозные волнения усиливались с каждым днем.

В мирной же аржантейльской вилле, расположенной на холме близ большой дороги в Париж, он мог без промедления непосредственно получать из столицы известия и газеты и вместе с тем среди спокойной, тихой жизни беречь свое сильно расшатанное здоровье.

Маркиз сидел у открытого окна, глядя вдаль на парижскую дорогу, что было его любимым времяпрепровождением. Часто устремлялся при этом взор его по направлению к Парижу с беспокойством и как бы страстным желанием. То не было только ожидание разносчика газет и летучих листков из полной событиями волнующейся столицы, потому что и по прочтении ему прекрасною внучкой, маркизой д’Аррагон, всех новостей маркиз продолжал высматривать из окна, как бы ожидая увидеть на большой дороге кого-то, имени которого, однако, никогда не называл.

Молодая Елена д’Аррагон, старшая дочь маркизы де Сальян, была издавна любимицей старого маркиза Мирабо, убедившего ее после преждевременной смерти мужа, маркиза д’Аррагон, с которым она была обвенчана шестнадцати лет, поселиться у него хозяйкой дома. Сделалось это вопреки желанию госпожи Пальи, царствовавшей в доме со времени враждебной разлуки маркиза с супругой, чему бывшая красота и сильная страсть госпожи Пальи были единственной причиной. Однако детская кротость и прелесть маркизы д’Аррагон победили ревность стареющей дамы, и обе женщины разделили между собою заботы и попечения о маркизе Мирабо.

На долю госпожи Пальи выпало ухаживание за его болезнями, в чем он так сильно нуждался. Семидесяти двух лет, жестоко страдая подагрой, а с некоторых пор и катаром легких, маркиз Мирабо утратил свою гордую, величественную когда-то осанку, превращаясь все более в дряхлого старика. Но его бледное, строгое лицо, выразительные черты которого обнаруживали неутомимого мыслителя и писателя, сохранили еще следы красоты, отличавшей маркиза в его зрелом возрасте.

Прелестная и веселая Елена должна была разделять умственные занятия деда. Обмениваясь с ним мыслями и взглядами о событиях дня, она, сидя возле его кресла на маленьком табурете, прочитывала ему газеты и делала часто здравые, удачные замечания, обращая его внимание на особенно выдающиеся места.

Поверяя своей внучке все, что у него было на сердце, он, однако, упорно молчал о той особе, которую надеялся увидеть на дороге из Парижа в Аржантейль, куда с некоторых пор, как заметила проницательная Елена, постоянно направлял свой взор.

– Все нет еще его, дедушка? – спросила сегодня Елена по прочтении важнейших статей в парижских газетах, которые бросила на стоявший среди комнаты стол.

– Кого же мы ожидаем, дитя мое? – спросил граф испуганно, перестав смотреть в окно, в которое высунулся было более обыкновенного.

– Я думаю о той минуте, когда наступит наконец развязка между двумя партиями в Париже, – отвечала Елена. – Мы оба так заинтересованы национальным собранием. У вас там заседают двое сыновей, а у меня, значит, двое дядей. Женщины понимают ведь все лично, а потому и для меня аристократическая партия не что иное, как дядя Бонифас, а национальная партия, как приходится теперь называть ее, – дядя Габриэль. Конечно, все ваше сердце на стороне партии Бонифаса, и ожидаете вы виконта Мирабо, каждый день надеясь увидеть его едущим верхом по большой дороге. Много недель уже прошло, как не было его здесь, доброго виконта.

– Нет, виконта я не жду, – возразил с внезапною горячностью маркиз Мирабо. – Ты ведь знаешь, на днях он прислал мне речь, которую намеревался произнести в национальном собрании. Я отослал ему ее, сделав на ней пометку, которая, вероятно, раздосадовала пустого малого, потому что с тех пор его не было видно в Аржантейле. В этой речи – он хотел говорить против соединения трех сословий в одном собрании – заключались большие глупости, в наши дни не подобающие более мыслящему аристократу.

– Да, я помню, пометка ваша, дедушка, была не слишком милостива! – воскликнула Елена, весело смеясь. – Вы написали: «Когда кто имеет между государственными чинами такого брата, как ты, а сам то, что ты, то он дает говорить брату, сам же молчит».