Граф Мирабо

– Политика министерства Питта, мой дорогой граф, будет всегда готова воспользоваться замечательными умами в качестве своего орудия, но ее направление будет везде и всегда консервативным. В Англии мы будем защищать дело престола, во что бы то ни стало. Народ – это лишь отвлеченное понятие или призрак, о существовании которого имеются самые различные представления. Ищут всегда народ там, где его нет, а находят там, где не ищут. Как ужасно было бы строить политику государства на таком колеблющемся и ускользающем понятии! Хотя Англия у себя охраняет и соблюдает вольности народа, однако в ее интересах – не допускать народной политики во Франции, потому что это создаст такое головокружение, которое опрокинет всю Европу! Мы здесь будем продолжать жить привольно и спокойно. Мы не идеалисты, граф, мы англичане, и свобода должна наполнять не только наши головы, но и карманы. Мы должны непременно быть богаты. Вот наше решение, а от него уже зависит все прочее. Не один только ум делает нацию цветущею. Богатство – вот другая и более прочная сторона народной силы. Политика Питта воздвигнет на этом зеленом острове алтари богатству, и тогда наша борьба с другими народами будет простым состязанием.

Мирабо, почувствовавший себя отстраненным, с минуту молчал, обдумывая, дать ему или нет волю своему негодованию. Затем порывисто сказал:

– Ваша светлость должны прежде всего простить мне, что я восторженный поклонник свободы английской конституции, целебную силу которой желал бы обратить и на страдания Франции! Я завидую каждому англичанину, ибо он, несомненно, самое свободное существо на земле. Эта конституция ваша, образец всех доныне известных конституций, не заключает ли она в себе удивительную жизненную силу, если народ, от природы далеко не самый даровитый и не самый благородный, единственно благодаря своей конституции занял первое место? Сам по себе английский народ не многого стоит: он глуп, невежествен, суеверен, полон предрассудков и причуд, ненадежен в делах и наделен материальною алчностью гораздо более, чем французы. И такой-то испорченный народ охраняется и защищает от своей собственной испорченности единственно потому, что гражданскую свободу нашли удобною для него, и что ему дали отечество, распростертое над его жизнью, как ясный и верный небесный свод. И чем бы еще стала Англия, если бы прекрасные основные законы ее конституции были распространены и на правительство, и если бы все недостатки и пороки вашей английской администрации прониклись живительным дыханием свободы вашей конституции? Каким бастионом английская конституция служит против всяких случайностей и слабостей правящих лиц, это всего лучше доказывается настоящим положением вещей в Англии. Конституция есть здоровье Англии, хотя бы при этом глава ее был болен душою и телом. О вашем короле, Георге ІII, рассказывают, что его ум часто помрачается, и что, быть может, ночь безумия покроет вскоре совсем трон Англии. Но какой же вред может это нанести стране, народу и общему благополучию? Ваша конституция живет и работает отлично сама собой; она ясна и разумна, хотя бы на троне все было темно и безумно; она есть и будет благословенная сила, хотя бы во главе государства царствовало бессилие. Это – счастливое положение. И если верно, как гласит молва, что Георг III при чтении газет теряет внимание и засыпает, то это настоящая государственная идиллия, характеризующая ваш политический рай. Счастлив тот народ, король которого может спокойно заснуть, читая газеты, и которому безразлично, спит или бодрствует его монарх перед лицом политических событий.

При этих словах Мирабо лицо английского министра заметно омрачилось. Неприятное выражение, столь типично выступавшее на лице и в манерах Питта, обнаружилось легким подергиванием, но тотчас же вновь исчезло под дипломатическим оборотом, скрывшим неудовольствие от только что выслушанного.