Граф Монте Кристо 3 часть

The whole establishment had been changed; another valet was engaged for himself, a new servant for Noirtier, two women had entered Madame de Villefort's service,--in fact, everywhere, to the concierge and coachmen, new faces were presented to the different masters of the house, thus widening the division which had always existed between the members of the same family.	Весь дом был обновлен: для королевского прокурора был нанят другой лакей, для Нуартье -другой слуга; в услужение к г-же де Вильфор поступили две новые горничные; все вокруг, вплоть до швейцара и кучера, были новые люди; они словно стали между хозяевами этого проклятого дома и окончательно прервали и без того уже холодные отношения, существовавшие между ними.
The assizes, also, were about to begin, and Villefort, shut up in his room, exerted himself with feverish anxiety in drawing up the case against the murderer of Caderousse.	К тому же сессия суда открывалась через три дня, и Вильфор, запершись у себя в кабинете, лихорадочно и неутомимо подготовлял обвинение против убийцы Кадрусса.
This affair, like all those in which the Count of Monte Cristo had interfered, caused a great sensation in Paris.	Это дело, как и все, к чему имел отношение граф Монте-Кристо, наделало много шуму в Париже.
The proofs were certainly not convincing, since they rested upon a few words written by an escaped galley-slave on his death-bed, and who might have been actuated by hatred or revenge in accusing his companion. But the mind of the procureur was made up; he felt assured that Benedetto was guilty, and he hoped by his skill in conducting this aggravated case to flatter his self-love, which was about the only vulnerable point left in his frozen heart.	Улики не были бесспорны: они сводились к нескольким словам, написанным умирающим каторжником, бывшим товарищем обвиняемого, которого он мог оговорить из ненависти или из мести; уверенность была только в сердце королевского прокурора; он пришел к внутреннему убеждению, что Бенедетто виновен, и надеялся, что эта трудная победа принесет ему радость удовлетворенного самолюбия, которая одна еще сколько-нибудь оживляла его оледеневшую душу.
The case was therefore prepared owing to the incessant labor of Villefort, who wished it to be the first on the list in the coming assizes. He had been obliged to seclude himself more than ever, to evade the enormous number of applications presented to him for the purpose of obtaining tickets of admission to the court on the day of trial.	Следствие подходило к концу благодаря неустанной работе Вильфора, который хотел этим процессом открыть предстоявшую сессию; и ему приходилось уединяться более чем когда-либо, чтобы уклониться от бесчисленных просьб о билетах на заседание.
And then so short a time had elapsed since the death of poor Valentine, and the gloom which overshadowed the house was so recent, that no one wondered to see the father so absorbed in his professional duties, which were the only means he had of dissipating his grief.	Кроме того, прошло еще так мало времени с тех пор, как бедную Валентину опустили в могилу, скорбь в доме была еще так свежа, что никого не удивляло, если отец так сурово отдавался исполнению долга, который помогал ему забыть свое горе.
Once only had Villefort seen his father; it was the day after that upon which Bertuccio had paid his second visit to Benedetto, when the latter was to learn his father's name. The magistrate, harassed and fatigued, had descended to the garden of his house, and in a gloomy mood, similar to that in which Tarquin lopped off the tallest poppies, he began knocking off with his cane the long and dying branches of the rose-trees, which, placed along the avenue, seemed like the spectres of the brilliant flowers which had bloomed in the past season.	Один лишь раз, на следующий день после того, как Бертуччо вторично пришел к Бенедетто, чтобы назвать ему имя его отца, в воскресенье, Вильфор увидел мельком старика Нуартье; утомленный работой, Вильфор вышел в сад и, мрачный, согбенный под тяжестью неотступной думы, подобно Тарквинию, сбивающему палкой самые высокие маковые головки, сбивал своей тростью длинные увядающие стебли штокроз, возвышавшиеся вдоль аллей, словно призраки прекрасных цветов, благоухавших здесь летом.