Граф Никита Панин

И поняла, наконец, почему вышла на улицы Ксения, Сидя в горнице ли, в светлице ли, или в монастыре, никогда не узнаешь нужд и забот простого люда, их дела и их помыслов. А улица впитывает в тебя целый поток разного рода сведений, мелких и важных событий, тут все узнается быстрее, чем во дворце или в тереме.

Маша и сама подумывала, чтобы выйти вот так, на улицу, как Ксения, бросить все и скитаться, не знать, чем прикрыть тело и голову. Но испугалась своей мысли. Нет, у нее нет для этого сил. Пришлось бы расстаться с Петром Ивановичем, пришлось бы забыть и Аннушку. Нет, у нее другая судьба, у нее другое предназначение.

Но есть же дела добрые, которые требуют ее ума, рук, забот. И все чаще возвращалась она к мысли Никиты Ивановича — стать попечительницей приюта для слабоумных, лишенных разума людей. Ведь для чего-то же Бог создал их? А ну как лишь для того, чтобы проверить людскую совестливость и стремление делать добро без корысти, без надежды на благодарность? Эта простая мысль теперь не давала ей покоя, она без конца поворачивала ее в своей голове и скоро пришла к выводу, что, если повторит Никита Иванович свое предложение, она согласится. Уломать вот только Петра Ивановича будет трудно, ну да Бог даст ей силы для этого. Недаром же она из богородицыных детей…

Глава шестая

Переворот завершился на счастье быстро, надежно и без всякого кровопролития. Никита Иванович и сам не ожидал, что все произойдет так скоро и завершится так благополучно. Но в последующие дни он убедился, как много хлопот и забот свалилось на него. У него не было ни минуты, чтобы все обдумать или хотя бы прилечь часок–два соснуть после обеда, как он уже привык.

Сначала эта свара в Петергофе. Усталые и голодные гвардейцы, закончив свой победоносный поход в Ораниенбаум, достали вина и скоро забродили по всему Петергофскому парку, отпуская замысловатые ругательства в адрес бывшего императора. Никите Ивановичу с большим трудом удалось собрать команду солдат, еще трезвых, чтобы охранить Петра от разбушевавшейся толпы. Всеобщая попойка вылилась в стремление расправиться с бывшим императором, и Никите Ивановичу стоило больших усилий уговорить самых задиристых, а прочих отогнали штыкам ми и выстрелами в воздух.

Он все припоминал последнюю встречу с Петром и тихонько крестился — не дай Бог такую судьбу никому. Жалкий, согнутый непрестанными болями в желудке, он ловил руку Никиты Ивановича и все умолял просительным голосом:

— Об одном прошу, — оставьте Лизавету со мной…

Но Екатерина после доклада Панина решила иначе — раз Петр согласился на пребывание в Ропше, его и отвезли туда, а Елизавету посадили в карету и в тот же день выслали в Москву — Екатерина не желала зла даже опаснейшей своей сопернице и в любви, и в погоне за короной.

Но вот жизнь снова вошла в нормальную колею, Екатерина вернулась в Петербург, в палаты, смежные с покоями Павла, всеобщие попойки в кабаках прекратились, — даровое вино все было выпито, денежные вознаграждения гвардейцам все выплачены, — и теперь надо было приводить все в естественный порядок.

Екатерина то и дело говорила Никите Ивановичу: «Помогай, пожалуй, Никита Иванович, своими советами…»

Она и шагу не делала без Никиты Ивановича. Недаром же австрийский посол в Петербурге д’Аржанто доносил государственному канцлеру графу Кауницу:

«Что касается до настоящего времени, то, во–первых, более чем вероятно, что характер новой государыни, составленный из бурных страстей и странных идей, сделает ее царствование, как в хорошем, так и в худом, весьма оживленным и деятельным. Во–вторых, так как Панин был главным орудием к возведению на престол новой государыни и через то достиг непременного права руководить ею в делах правления, то он, конечно, сумеет искусно согласовать сохранение собственного кредита со страстями императрицы. Этот министр чрезвычайно своенравен и искусен в предприятиях, выгодных для его конечной цели»…

О каких конечных целях писал д’Аржанто, никто не понимал. В первые недели после переворота Никите Ивановичу и вздохнуть было некогда, не то что подумать о каких-то своих целях. Дела было столько, что успевай поворачиваться. Екатерина возлагала на Никиту Ивановича все надежды — помощников разумных и дельных у нее не было. Она то и дело посылала за ним, требовала мнений и докладов. Ему приходилось часами сидеть на заседаниях сената, быть связующим звеном между сенаторами и императрицей. Но главное — приходилось выдерживать натиск иностранных дипломатов, пытавшихся выяснить, какова будет политика нового правительства. От этого зависела вся обстановка в Европе. А тут еще приходилось утрясать дела с родственниками бывшего императора, отвечать на их претензии, отправлять обратно е Голштинию наемных солдат Петра…

— Успокоить умы, — говаривал он императрице, — надо следующими способами…

И перечислял меры, которые должны обезопасить прочность трона, удовольствовать тех, кто мог бы под шумок организовать новый переворот, буде этот оказался таким легким и успешным…