Граф Никита Панин

Стол накрытый так и остался накрытым, никто не притронулся к еде…

Сначала все молчали, потом Екатерина спросила:

— Что делать будем?

Никто ничего не ответил. Страшно было даже поглядеть в глаза друг другу — не хотели они смерти этой, да и не ко времени она была. Не устоялась еще власть императорская, чтобы в подножие ее класть кровь…

— Спрятать и никому не показывать, — тихо сказал Никита Иванович. — А в манифесте указать болезненную причину смерти. Император был слаб и телесно, и духовно…

Екатерина с благодарностью взглянула на Никиту Ивановича — он принял ее сторону и сторону Орловых. Опытный дипломат видел всю невозможность раскрытия тайны — Орловы владеют гвардией, за ними — сила, трон Екатерины пока еще не прочен. Сохранить его во что бы то ни стало Екатерине необходимо. Разумовский молча кивнул головой…

Принесли резную тяжелую дубовую шкатулку. Екатерина со значительным видом положила туда письмо, закрыла шкатулку на ключ.

— Никому ни слова об этом письме, — оглядел Никита Иванович присутствовавших за столом. Григорий сидел полуотвернувшись, поник головой, но Панин заметил на его лице скрытый проблеск радости — Екатерина свободна, а значит, он может стать императором…

«О нет, — ехидно дрогнуло в голове Панина, — Екатерина может царствовать, но графине Орловой императрицей не быть…»

Манифест по поводу смерти Петра III гласил:

«В седьмой день после принятия нашего престола Всероссийского получили мы известие, что бывший император Петр III, обыкновенным и прежде ему случавшимся припадком геморроидальным, впал в прежестокую колику. Чего ради не презирая долгу нашего христианского и заповеди святой, которою мы одолжены к соблюдению жизни ближнего своего, тот час повелели отправить к нему все, что потребно было к предупреждению следств, из того приключения опасных в здравии его и к скорому вспоможению врачеванием. Но к крайнему нашему прискорбию и смущению сердца вчерашнего вечера получили мы другое, что он волею Всевышнего Бога скончался…»

В гробу Петр был черен, а шею его закрывал широкий шарф. На похороны императрица не пришла — сенаторы умоляли ее не быть на погребении.

В протоколе Сената записано:

«Сенатор и кавалер Никита Иванович Панин собранию правительствующего Сената предлагал: известно ему, что ея императорское величество всемилостивейшая государыня намерение положить соизволила шествовать к погребению бывшего императора Петра III в Невский монастырь, но как великодушное ея величества и непамятозлобивое сердце наполнено надмерною в сем приключении горестию и крайним соболезнованием о столь скорой и нечаянной смерти бывшего императора, так что с самого получения сей нечаянной ведомости ея величество в непрерывном соболезновании и слезах о таковом приключении находится; то хотя он, господин сенатор, почитая за необходимый долг, обще с господином гетманом, сенатором и кавалером графом Кирилою Григорьевичем Разумовским и представляли, что ея величество, сохраняя свое здравие, по любви своей к Российскому Отечеству, для всех ея истинных верноподданных и для многих неприятных следств, изволила б намерение свое отложить; но ея величество на то благоволение своего не соизволила, и потому он за должное признал о том Сенату объявить, дабы весь Сенат, по своему усердию, к ея величеству, о том с рабским своим прошением предстал. Сенат уважа все учиненные притом господином сенатором Паниным справедливые изъяснения, тот час выступя из собрания и пошол во внутренние покои ея величество и, представ монаршему ея лицу, раболепнейше просил, дабы ея величество шествие свое в Невский монастырь к телу бывшего императора Петра III, отложить соизволила, представляя многие и весьма важные резоны к сохранению для всех верных сынов Отечества ея императорского величества дражайшего здравия, и хотя ея величество долго к тому согласия своего не оказывала, но напоследок, видя неотступное всего Сената рабское и всеусерднейшее прошение, ко удовольствию всех ея верных рабов, намерение свое отложить изволила».

Смерть Петра произвела неизгладимое впечатление на все дворцовое общество. Одни, как Орловы, втихомолку радовались, полагая, что теперь-то путь к вершинам славы им открыт, другие горестно качали головами: одно дело, когда Петр на престоле, царствует, от него одни стеснения и тяготы, совсем другое, когда он поменялся местами с Екатериной — теперь он жертва, теперь он гонимый, несчастный мученик да к тому же еще и убитый. Не хотелось ей проливать кровь в самом начале такого успешного вступления на престол. Но она вынуждена была покрыть Орловых, простить их, да еще и наградить — в их руках была гвардия, войска, в их руках пока что был самый ее трон, так нечаянно доставшийся ей…

Известили всех иностранных министров, находящихся при дворе, и в Европе гадали, какие шаги предпримет Екатерина во внешней политике: продолжит ли войну с Фридрихом, коль назвала его в манифесте злодеем?