Граф Сен-Жермен — тайны королей

Вслед за этим я повторила слово в слово всё, что просила меня передать

Мария-Антуанетта.

Что тут началось. Крики, слезы, отчаяние. Господин Водрель

продемонстрировал не больше хладнокровия, чем сами Полиньяки.

— Увы! — сказала герцогиня. — Подчиниться — моя обязанность.

Придется ехать, если на то воля королевы. Однако, не будет ли мне позволено

лично засвидетельствовать ей мою бесконечную признательность за оказанные

мне поистине неисчерпаемые милости?

— Королева, безусловно, хотела бы, — сказала я, — переговорить с Вами

перед Вашим отъездом. Отправляйтесь немедленно к ней. Аудиенция,

возможно, исправит Ваше неприятное ощущение от кажущейся немилости.

Герцогиня попросила меня проводить ее, и я согласилась. Сердце мое

разрывалось при виде грустной встречи этих горячо любящих друг друга

приятельниц. Это был сплошной поток слез, укоризн, воздыханий. Они

обнялись на прощание так крепко, что, казалось, их ничто не сможет разлучить.

На них нельзя было смотреть без чувства истинного сострадания.

В этот момент королеве доставили письмо, курьезно запечатанное. Она

мельком взглянула на него, вздроигула и, посмотрев на меня, сказала:

— Это от нашего незнакомца.

— Признаться, — сказала я, — трудно себе представить, чтобы он мог

оставаться равнодушным в таких обстоятельствах, как эти. С другой стороны, он ограничивается всего лишь предупреждениями.

Госпожа Полиньяк всем своим видом изъявила искреннюю готовность

узнать то, что мне было уже известно.

Я подала знак королеве. Ее Величество объяснила:

— Со времени моего появления во Франции и при каждом важном событии,

я получаю от своего таинственного покровителя послания, открывающие то, чего мне следует остерегаться. Вот и сейчас он, вне всякого сомнения,

подскажет, как поступить мне в уже сложившейся ситуации.

— Госпожа д'Адемар, — обратилась она ко мне, — прочтите, пожалуйста

это письмо. Ваши глаза менее устали, чем наши с госпожой Полиньяк.

Увы! Королева имела в виду слезы, которые она не переставала проливать.

Я взяла письмо и, разорвав конверт, приступила к чтению:

"Мадам, я был Кассандрой. Однако, слова мои пали на бесплодную почву, и

ныне Вы оказались в таком положении, о котором я Вас предупреждал.

Вопрос теперь стоит уже не в том, чтобы предотвратить бурю, а как

встретить ее с подобающим для этого мужеством. Чтобы противостоять

этой слепой стихии, Вам необходимо расстаться с самыми дорогими для Вас

людьми — это избавит Вас от злобных нападок мятежной толпы. Более того,всем этим людям угрожает смертельная опасность. Полиньяки и все их друзья

обречены на гибель, ибо за ними уже охотятся злодеи, которые только что

убили служителей Бастилии и городского Главу. Графу д'Артуа уготована

такая же участь. Они жаждут его крови. Если есть еще время, предупредите

его. На этом заканчиваю свое послание. Более подробное ожидайте в

ближайшем будущем."

Мы все, буквально, онемели услышав о беспочвенных, как нам тогда

казалось, угрозах в адрес такого человека, как граф д'Артуа. Мы не знали что и

сказать, да и сам он был весьма встревожен. На наши расспросы, и будучи не в

силах хранить молчание, он рассказал нам, что герцог Лианкурский и король

сообщили ему о том, что революционеры с целью укрепления своих завоеваний

решили лишить его (графа д'Артуа), герцога и герцогиню Полиньяк, господина

Водреля, господина Вермона, господина Гише, герцога Бролинского, господина

Вопойона, господина Гастри, барона Бретеля, господина Вследюля, господина

Амекура и господина Полястрона жизни — словом, реальная проскрипция..."5

5 D'Adhemar, там же, IV, р. 189-193.

Когда я вернулась домой, мне вручили записку следующего содержания:

"Все потеряно графиня! Это солнце — последнее, которое взойдет над

монархией. Завтра ее не будет. Повсюду воцарится хаос и ни с чем не

сравнимая анархия. Вам известно о моих стараниях, предпринимавшихся с

целью изменить ход событий. Меня осмеяли. Ныне же — слишком поздно.

...Не покидайте своего дома, я постараюсь охранить Вас. Будьте