Граф Соколовский и таинственный социалист

По дороге из дома граф поинтересовался, нет ли у кого из жителей усадьбы тёмно-зелёного пиджака. На это он получил резкий отрицательный ответ.

– Вот здесь садовник попытался схватить убийцу?

– Нет, чуть раньше, – слуга взмахнул рукой, указывая на участок дорожки.

– А во что он был обут?

Порфирий остановился и старательно пытался вспомнить обувь злосчастного позднего гостя.

– Не помню, Ваше сиятельство.

– Подполковник описал его обувь, как светло-коричневые летние туфли, – заметил Соколовский.

– Кажется, так и было. Да! Точно, коричневые туфли. Я вспомнил. Когда мы схватились в библиотеке, я посмотрел на его ноги.

Граф Соколовский любезно улыбнулся и покинул усадьбу Аносовых. Александр Константинович приказал кучеру ехать до набережной Фонтанки. Граф долго бродил по набережной. Долгое время он простоял, облокотившись на перила Пантелеймоновского моста. Он с огорчением вспомнил, как члены Городской думы распорядились разобрать старый цепной мост. И теперь взамен чудеснейшего моста появилось нечто другое. Новый мост до сих пор не был закончен. Лишь недавно убрали временные деревянные перила. Граф с презрением оглядел новое творение, которое должны были начать декорировать в скором времени. Дурное чувство внутри усиливалось не от досадной утраты старого моста, а от той мысли, что в своём завершённом облике новый мост может оказаться довольно славным. Александру этого и не хотелось, его крайне угнетал тот факт, что более совершенное может заменить нечто, с чем его связывали сильные и противоречивые воспоминания.

Александр Константинович долго прогуливался по любимой набережной. Его манили прохладные воды Фонтанки. Вместе с прохладным ветром на него обрушилась буря воспоминаний о молодости, о любви, семье, поисках себя. Медленной походкой, постукивая своей оригинальной тросточкой, он дошёл до Аничкова моста и долго смотрел на Аничков дворец. В этом дворце, перестроенным фаворитом Екатерины Великой по своему вкусу, граф Соколовский удостоился аудиенции императора Александра Третьего. Граф прикрыл глаза. Налетевший с Невы прохладный ветер потревожил седые виски Александра Константиновича. Граф, чувствуя лёгкий озноб, направился к карете.

Дома Александра Константиновича заждалась заботливая экономка.

– Только вы уехали, как прибыл Борис Михайлович, – поведала Марфа, поднимаясь вслед за своим хозяином на второй этаж. – Померла подполковничья жена, Царство ей Небесное. Я даже не успела его расспросить толком. Узнав, что вы поехали к Аносовым, его благородие тут же поехал туда. Часа через два от него прибыл городничий. Не застав вас, он просил передать, что Борис Михайлович прибудет к семи часам.

Марфа хотела сказать что-то ещё, но граф отправил её на кухню. А сам переоделся в домашнюю одежду и отнёс «трость с секретиком» в комнату, где расположилась небольшая химическая лаборатория и целая коллекция разнообразного оружия. Он с бережной любовью поставил сегодняшнюю трость в металлическую стойку. Она присоединилась к своим пяти разнообразным сёстрам. Александр Константинович посмотрел на настенные часы с кукушкой. Они показывали четверть седьмого.

Граф показался на лестнице и приказал немцу-дворецкому подать ужин на две персоны. После Александр Константинович удалился в спальню. Тонкими пальцами он взял молитвенник и перекрестился, глядя на иконы, освещаемые лампадкой из зелёного стекла.

К семи, как и обещался, прибыл Борис Михайлович. Весь его вид символизировал образ замотавшегося человека, переживавшего далеко не лучшие времена. Его накрахмаленный воротничок измялся, а бабочка съехала вбок. Взъерошенные волосы вкупе с тёмными пятнами под глазами говорили о последних суетливых днях и бессонной ночи.

– Борис Михайлович, нельзя появляться в приличном обществе в столь неприглядном виде, – наставительно заметил граф и поправил следователю бабочку. – Прошу, поужинайте у нас. Вы ещё слишком молоды, чтобы мучать организм голодом. И поберегите нервы.

Александр Константинович хотел пошутить над другом, что «с него картину следует написать – Образ воплощённого Уныния со съехавшей бабочкой», но сдержался, пожалев и без того помятого судьбой следователя. Граф Соколовский сел во главе длинного стола на двенадцать персон и приказал служанкам подавать ужин. Вскоре под руководством Марфы слуги поставили на стол суп из раков, крокеты из бешамели, грибной салат, кувшин смородинового компота и пирожки с капустой. За стол была допущена и сама Марфа. Она тут же бросилась на Матюшкина с расспросами.

– Ни слова о деле, – оборвал её граф. – Пока не поедим, не смейте говорить об убийстве.