Графиня де Монсоро

Брат Горанфло был силен, но, к несчастью, находился в состоянии похмелья, когда выпитое вино воздействует на нервную систему, парализуя ее. Это расслабляющее воздействие обычно сталкивается с противоположной реакцией, выражающейся в том, что человек после опьянения вновь обретает свои способности.

Поэтому, только собрав все свои силы, монах смог приподняться в кресле и, упершись обеими руками в грудь адвоката, отшвырнуть его от себя.

Справедливости ради заметим, что, как бы ни был расслаблен организм брата Горанфло, все же монах отбросил Давида с такой силой, что тот отлетел на середину комнаты. Но тут же яростно вскочил и одним прыжком оказался у стены, где под черной адвокатской мантией висела длинная шпага, замеченная мэтром Бернуйе. Адвокат выхватил шпагу из ножен и приставил острие к горлу монаха, который, будучи истощен своим сверхчеловеческим усилием, снова упал в кресло.

— Пришла твоя очередь исповедаться, — глухим голосом сказал Никола Давид, — или ты умрешь.

Почувствовав прикосновение холодной стали к горлу, Горанфло разом протрезвел и уяснил себе всю серьезность создавшегося положения.

— О! — сказал он. — Так вы вовсе не больны! Значит, ваша агония — чистое притворство?

— Ты забываешь, что ты должен не спрашивать, а отвечать.

— Отвечать?

— На мои вопросы.

— Спрашивайте.

— Кто ты такой?

— Вы сами видите, — сказал Горанфло.

— Это не ответ, — возразил адвокат, чуть сильнее прижимая острие шпаги к горлу монаха.

— Какого дьявола! Будьте поосторожней! Ведь если вы меня убьете прежде, чем я вам отвечу, вы вообще ничего не узнаете.

— Ты прав, как твое имя?

— Брат Горанфло.

— Так ты настоящий монах?

— А какой же еще? Само собой, настоящий.

— Почему ты оказался в Лионе?

— Потому что меня выгнали из монастыря.

— Как ты попал в эту гостиницу?

— Случайно.

— И давно ты здесь?

— Шестнадцать дней.

— Почему ты за мной шпионил?

— Я не шпионил.

— Откуда ты знаешь, что я получил бумаги?

— Мне об этом сообщили.

— Кто сообщил?

— Тот, кто послал меня к вам.

— А кто тебя послал?

— Вот этого я сказать не могу.

— И все же ты скажешь.

— Ой-ой-ой! Святый Боже! Я позову на помощь, я закричу!

— А я тебя убью.

Монах завопил. На острие шпаги адвоката показалась капля крови.

— Его имя, — потребовал адвокат.

— Ах, ей-Богу, ничего не поделаешь, — ответил Горанфло, — я держался, сколько мог.

— Разумеется, твоя честь спасена. Ну, кто тебя послал ко мне?

— Это…

Горанфло еще колебался: он никак не мог решиться предать друга.

— Договаривай! — приказал адвокат, топая ногой.

— Ей-Богу, ничего не поделаешь! Это Шико.

— Королевский шут?

— Да, он.

— А где он сейчас?

— Я здесь! — раздался голос.

И на пороге комнаты появился Шико, бледный, серьезный, с обнаженной шпагой в руке.

XXXII О ТОМ, КАК ШИКО, ПРОБУРАВИВ ОДНУ ДЫРКУ ШТОПОРОМ, ПРОТКНУЛ ДРУГУЮ ШПАГОЙ

Узнав человека, которого он имел все основания считать своим врагом, Давид в ужасе отшатнулся.

Воспользовавшись минутным замешательством адвоката, Горанфло отскочил в сторону, нарушив таким образом прямую линию, соединявшую его горло со шпагой.

— Ко мне, любимый друг! — завопил он. — Ко мне! На помощь! Спасите! Режут! Меня режут!

— А, любезный господин Давид! — сказал Шико. — Да неужто это вы?

— Да, — пробормотал Давид, — да, разумеется, это я.

— Счастлив вас видеть, — продолжал Шико.

Затем, повернувшись к монаху, сказал:

— Мой добрый Горанфло, пока мы полагали, что этот господин при смерти, твое присутствие здесь как духовника было необходимо, но теперь, когда выяснилось, что он чувствует себя как нельзя лучше, ему не нужен исповедник, поэтому он сейчас будет иметь дело с дворянином.

Давид попытался изобразить презрительную улыбку.

— Да, с дворянином, — подтвердил Шико, — который покажет вам, что он благородного происхождения. Любезный Горанфло, — снова обратился гасконец к монаху, — сделайте мне одолжение — посторожите на лестничной площадке и последите, чтобы никто не вошел и не помешал нашей беседе; думаю, что она не затянется.

Горанфло не желал ничего лучшего, чем оказаться вне досягаемости шпаги Никола Давида. Поэтому он осторожно описал полукруг, возможно теснее прижимаясь к стене, и, добравшись до двери, легко перемахнул через порог: за время, проведенное в комнате адвоката, он потерял в весе не менее ста фунтов.

Шико спокойно закрыл за ним дверь и задвинул засов.

Давид сначала взирал на эти подготовительные действия со страхом, вызванным неожиданным оборотом событий, однако мало-помалу пришел в себя, вспомнил, что он всеми признанный мастер фехтовального искусства, подумал, что в конечном счете он остался с Шико один на один, и, когда гасконец, закрыв дверь за Горанфло, обернулся, адвокат уже стоял, прислонясь к спинке кровати, со шпагой в руке и с улыбкой на устах.

— Оденьтесь, сударь, — сказал Шико, — можете не торопиться. Я не хочу иметь никакого преимущества перед вами. Я знаю — вы знаменитый фехтовальщик и владеете шпагой, как сам Леклерк, но мне это безразлично.

Давид рассмеялся.

— Неплохая шутка, — сказал он.