Графиня де Монсоро

— Сударь, сударь! После перевязки надо спать, — вмешался Реми. — Давайте-ка заснем.

— Сейчас, милый доктор. Друг мой, погуляйте немного с госпожой де Монсоро, — сказал граф. — Говорят, что в нынешнем году сад просто чудесен.

— Повинуюсь, — ответил Бюсси.

XXXIX ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ ГОСПОДИНА ДЕ МОНСОРО

Сен-Люк был прав, Жанна была права. Через неделю Бюсси это понял и воздал должное их мудрости.

Уподобиться героям древних времен — значит стать на века идеалом величия и красоты. Но это значит также раньше времени превратить себя в старика. И Бюсси, позабывший о Плутархе, которого он перестал числить среди своих любимых авторов, с тех пор как поддался разлагающему влиянию любви, прекрасный, как Алкивиад, заботился теперь только о настоящем и не проявлял более никакого пристрастия к жизнеописаниям Сципиона или Баярда в дни их воздержания.

Диана была проще, естественней, как теперь говорят. Она жила повинуясь двум инстинктивным стремлениям, которые мизантроп Фигаро считал присущими роду человеческому: стремлению любить и стремлению обманывать. Ей даже и в голову не приходило возводить до философских умозрений свое понимание того, что Шаррон и Монтень называют честностью.

Любить Бюсси — в этом была ее логика. Принадлежать только Бюсси — в этом состояла ее мораль. Вздрагивать всем телом при одном прикосновении его руки — в этом заключалась ее метафизика.

Господин де Монсоро — прошло уже две недели с тех пор, как с ним случилось несчастье, — чувствовал себя все лучше и лучше. Он уже уберегся от лихорадки благодаря холодным примочкам — новому средству, которое случай или, скорее, Провидение открыли Амбруазу Парэ, но тут внезапно на него обрушилась новая беда: граф узнал, что в Париж только что прибыл герцог Анжуйский вместе со вдовствующей королевой и своими анжуйцами.

Монсоро беспокоился недаром, ибо на следующее же утро принц явился к нему домой, на улицу Пти-Пэр, под тем предлогом, что жаждет узнать, как он себя чувствует. Невозможно закрыть двери перед его королевским высочеством, который дает вам доказательство столь нежного внимания. Господин де Монсоро принял герцога Анжуйского, а герцог Анжуйский был весьма мил с главным ловчим, и в особенности с его супругой.

Как только принц ушел, господин де Монсоро призвал Диану, оперся на ее руку и, несмотря на вопли Реми, трижды обошел вокруг своего кресла. После чего он снова уселся в то самое кресло, вокруг которого, как мы уже сказали, перед тем описал тройную циркумваллационную линию. Вид у него был весьма довольный, и по его улыбке Диана догадалась, что он замышляет какую-то хитрость.

Но все это относится к частной истории семейства Монсоро.

Возвратимся лучше к прибытию герцога Анжуйского в Париж, принадлежащему к эпической части нашего повествования.

Само собой разумеется, день возвращения его высочества Франсуа де Валуа в Лувр не прошел мимо внимания наблюдателей.

Вот что они отметили.

Король держался весьма надменно.

Королева была очень ласкова.

Герцог Анжуйский был исполнен наглого смирения и словно вопрошал всем своим видом: “Какого дьявола вы меня звали, ежели сейчас, когда я тут, вы сидите передо мной с такой надутой миной?”

Аудиенция была приправлена сверкающими, горящими, испепеляющими взглядами господ де Ливаро, де Рибейрака, д’Антрагэ, которые, уже предупрежденные Бюсси, были рады показать своим будущим противникам, что если предстоящая дуэль и встретит какие-нибудь помехи, то, уж конечно, не со стороны анжуйцев.

Шико в этот день суетился больше, чем Цезарь перед Фарсальской битвой.

Потом наступило полнейшее затишье.

Через день после возвращения в Лувр принц снова пришел навестить раненого.

Монсоро, посвященный в малейшие подробности встречи короля с братом, осыпал герцога Анжуйского льстивыми похвалами, чтобы поддержать в нем враждебные чувства к Генриху.

Затем граф, состояние которого все улучшалось, когда принц отбыл, оперся на руку своей жены и уже обошел не три раза вокруг кресла, а один раз — вокруг комнаты. После чего с еще более довольным видом уселся в кресло.

Диана, заметим, успела предупредить Бюсси, что господин де Монсоро определенно что-то замышляет.

— Подумать только, — сказал Монсоро, когда они остались с Бюсси наедине, что этот принц, который так мил со мной, — мой смертельный враг и что именно он приказал господину де Сен-Люку убить меня!

— О! Убить! — возразил Бюсси. — Полноте, господин граф! Сен-Люк — человек чести. Вы сами признались, что дали ему повод и первым обнажили шпагу и что удар вам был нанесен в бою.

— Верно, но верно и то, что Сен-Люк действовал по наущению герцога Анжуйского.

— Послушайте, — сказал Бюсси, — я знаю герцога, а главное, знаю господина де Сен-Люка. Должен сказать вам, что господин де Сен-Люк всецело принадлежит королю, и отнюдь не принцу. Если бы вы получили этот удар от Антрагэ, Ливаро или Рибейрака, — тогда другое дело… Но что касается Сен-Люка…

— Вы не знаете французской истории, как знаю ее я, любезный господин де Бюсси, — сказал Монсоро, упорствуя в своем мнении.