Графиня Де Шарни

– Я готов в этом поклясться, если, конечно, он не будет противоречить моим убеждениям.

– Жильбер, ты несправедлив ко мне, – заметил Калиостро. – Я многое тебе предлагал; разве я хоть раз чего-нибудь требовал?

– Нет, учитель, – подтвердил Жильбер. – Вот и теперь вы только что подарили мне жизнь женщины, а ее жизнь для меня дороже моей собственной.

– Ну, ступай! – приказал Калиостро. – И пусть гений Франции, одним из достойнейших сынов коего ты являешься, ведет тебя!

Калиостро вышел. Жильбер последовал его примеру. Фиакр по-прежнему ждал его у ворот; доктор сел в него и приказал трогать. Он отправился в министерство юстиции: именно там находился Дантон.

Будучи министром юстиции, Дантон имел удобный предлог не являться в коммуну.

Да и зачем ему было там появляться? Разве там не находились безотлучно Марат и Робеспьер? Робеспьер не отстанет от Марата; впрягшись в колесницу смерти, они поскачут бок о бок. Кроме того, за ними приглядывает Тальен.

Дантон стоял перед выбором: либо он решится на коммуну, и тогда его ждет триумвират вкупе с Маратом и Робеспьером; либо Собрание решится положиться на него, и тогда он станет диктатором.

Он не желал быть рядом с Робеспьером и Маратом; однако и Собрание не хотело его самого.

Когда ему доложили о Жильбере, он находился в обществе своей жены, вернее, жена лежала у него в ногах: о предстоящей резне всем было известно заранее, и несчастная женщина умоляла его не допустить кровопролития.

Бедняжка умерла от горя, когда резня все-таки произошла.

Дантону никак не удавалось растолковать ей одну вещь, весьма, впрочем, очевидную: он не мог воспротивиться решению коммуны до тех пор, пока Собрание не облечет его властью диктатора; опираясь на поддержку Собрания, он мог надеяться на победу; без помощи Собрания он был обречен на провал.

– Умри! Умри! Умри, если это необходимо! – кричала бедная женщина. – Но резни быть не должно!

– Человек, подобный мне, просто так не умирает, – отвечал Дантон. – Я готов умереть, но так, чтобы моя смерть принесла пользу отечеству!

В эту минуту доложили о приходе доктора Жильбера.

– Я не уйду до тех пор, – заявила г-жа Дантон, – пока ты мне не дашь слово сделать все возможное, чтобы помешать этому возмутительному преступлению.

– В таком случае оставайся здесь! – отозвался Дантон.

Госпожа Дантон отступила на несколько шагов, пропуская мужа к двери, чтобы он мог встретить доктора, которого он знал в лицо и понаслышке.

– А-а, доктор! – воскликнул он. – Вы как раз вовремя; если бы я знал ваш адрес, я, признаться, сам послал бы за вами!

Жильбер поздоровался с Дантоном и, увидев позади него заплаканную женщину, поклонился ей.

– Позвольте представить вам мою жену, жену гражданина Дантона, министра юстиции, которая полагает, что я один достаточно силен, чтобы помешать господину Марату и господину Робеспьеру, опирающимся на поддержку коммуны, совершить задуманное, то есть не дать им убивать, уничтожать, душить.

Жильбер взглянул на г-жу Дантон: та плакала, умоляюще сложив руки.

– Сударыня! – обратился к ней Жильбер. – Позвольте мне поцеловать ваши милосердные руки!

– Отлично! – вскричал Дантон. – Кажется, ты получила подкрепление!

– О, скажите хоть вы ему, сударь, – взмолилась несчастная женщина, – что если он это допустит, кровь невинных на всю жизнь несмываемым пятном падет на него!

– Добро бы еще только это! – заметил Жильбер. – Если это пятно останется на лбу у одного человека, который, полагая, что приносит пользу отечеству, добровольно запятнает свое доброе имя, пожертвует ради отечества честью, подобно Децию, пожертвовавшему во имя родины жизнью, это бы еще полбеды! Что значит в переживаемых нами обстоятельствах жизнь, доброе имя, честь одного гражданина? Но ведь это пятно ляжет на Францию!

– Гражданин! – перебил его Дантон. – Скажите: когда извергается Везувий, может ли какой-нибудь смельчак остановить его лаву? Когда наступает время прилива, властен ли кто-нибудь помешать Океану?

– Когда есть человек по имени Дантон, такого смельчака искать не нужно; люди говорят друг другу: «Вот он!»