Графиня фон Мален

– Ты же, болван, мне говорил, что у нас около реки земли теперь пахать не перепахать и что ты еще за это лето осушишь под луга. А теперь что?

– Земли-то… Земли, да, у нас немало, и земля та хорошая, но тысяча душ… Это… очень много… Это ж надо дома им строить.

– Да, и сараи строить, и скот, кур, коз купить. И землю нарезать на каждый дом для огорода, – перечислил Волков.

– А дома построить до зимы, поля распахать… Лошади, плуги! А кормить… А кормить их чем все это время?

– Большой обоз за моим войском едет, на пару месяцев им хватит, если экономить, а уж за пару месяцев ты придумай, где им на зиму еды взять.

– Господи, святые угодники, как же мне все это сделать?! – Ёган чуть без чувств со стула не сполз.

– Успокойся, Ёган, – Бригитт повернулась к нему, – буду тебе помогать. Коли господин денег даст, так справимся, с голода никто не помрет.

Ёган посмотрел на нее как на святую, едва руки молитвенно не сложил.

– Ах, госпожа, на вас вся надежда, один я не справлюсь. Слыхано ли дело – за тысячу душ отвечать. Страшно.

– Денег дам, сколько нужно будет, – пообещал кавалер. – А вы найдите племянника моего Бруно и архитектора нашего, пусть прикинут, сколько леса, сколько кирпича нужно им на дома и на сараи. Посчитайте все… Про кузнеца не забудьте, пусть помогает по мере сил, чем сможет.

И у Бригитт, и у Ёгана были вопросы, Волков по их лицам видел, что вопросов много, но прибежала девка и сказала, что к господину пришли святые отцы.

– Зови святых отцов, – велел Волков. – А с тобой, Ёган, мы после поговорим.

Бригитт и Ёган поняли, что теперь господин занят будет, и встали. Не будь тут жены, что сидела, неразлучная со своей монахиней, в конце стола, так Волков бы руки Бригитт коснулся, а сейчас просто сказал:

– Госпожа Ланге, коли силы в себе найдете, помогите нашему управляющему.

– Непременно, – пообещала Бригитт, сделав быстрый книксен. – Думаю в город поехать, кое-что узнать. Сейчас же прикажу карету запрягать.

Отец Семион и отец Бартоломей, еще в недавнем прошлом инквизитор брат Николас, представляли собой противоречивое зрелище. Любитель вина и женщин, дважды изгонявшийся из прихода, причем один раз самими прихожанами, отец Семион выглядел роскошно: сутана синего бархата, вызывающе синего, как раз того цвета, что многими святыми отцами порицаем, широкий пояс, серебром расшитый, серебряная цепь с позолоченным распятием, мягкие туфли и золотой перстень с лазуритом. А отец Бартоломей, епископ Маленский, как и просил его Волков, одет был в сутану темно-коричневую, старую, штопаную, деревянное распятие на веревке, сандалии такие же, какие носил брат Ипполит, и подпоясан был толстой веревкой. Увидев их, человек, незнакомый с ними, решил бы, что брат Бартоломей – монах нищенствующего ордена, а брат Семион – епископ.

Тем не менее Волков был доволен: вид епископа был как раз такой, какой и нужен. Кавалер, хоть и устал смертельно, все-таки встал, подошел и, к удивлению присутствующих, поклонился и поцеловал брату Бартоломею руку. Все должны знать, что новый поп – человек высокого статуса.

– Монсеньор, как вы тут? Всего ли было в достатке?

– Всего было даже с избытком, – отвечал епископ. – Брат Семион радушный хозяин. Все святые отцы из окружных мест уже были у меня, со всеми я познакомился. Даже отец Марк был, – продолжал брат Бартоломей многозначительно.

– Отец Марк? – Волков не знал, о ком говорит епископ.

– То настоятель храма в Малендорфе, – пояснил брат Семион, – духовник его светлости.

«Ах, вот кто это, поп графа!»

– И как вам показался отец Марк? – спросил Волков у епископа.

– Достойный муж, – коротко отвечал тот.

– Может, он встретил вас без должного уважения?

– Нет-нет, – отвечал отец Бартоломей, – приехал по первому зову, как и другие святые отцы, говорил без заносчивости и спеси.

– Да-да, – поддакивал брат Семион, – говорил со всем почтением.

– Прекрасно. Святые отцы, прошу вас к столу, сейчас уже будет обед… Или поздний завтрак.

– Благодарю вас, сын мой, но совсем недавно мы отобедали. Я пришел к вам, чтобы узнать, когда мне уже на кафедру города быть пора.

– А сегодня в Мален и поедем, – отвечал Волков беззаботно. – Сейчас мои люди с обозом прибудут, и сразу отправимся в Мален. Понимаете, герцог велел горожанам мне ворота не открывать, так мне их епископ откроет.

– Я? – удивлялся отец Бартоломей. – Смею вам напомнить, что чина я не воинского, я ворота замков взламывать не умею. Не думаю я, что уместно будет начинать дело с противоречия мирскому сеньору.

Волков тут почувствовал, что затея эта совсем не нравится епископу, не хочет поп начинать служение в Малене с распрей с герцогом. И Волкова тут пробрало; тихо, чтобы другие не слышали, он сказал попу:

– Друг мой, за ваше назначение на эту кафедру я отдал архиепископу вашему двадцать пудов серебра и целую деревню людей. Целую деревню! Двести душ: мужиков, баб и детей! И просил я на кафедру эту назначить именно вас, так как думал, что вы мне помощью будете, опорой, что вы под себя город возьмете, а не с герцогом в любезности жить станете.