Графиня Малинда не любила кровь, ей с детства нравилась роскошь и красота, которой привыкла быть окружена. Она будто жила в своём мирке, не замечая, что вокруг существует бедность и нищета, голод и смерть… После гибели отца-графа Рендлширского опеку над Малиндой взял её молодой двоюродный брат, Кристиан. Свою мать она и вовсе не помнила, та померла ещё когда графиня была ребёнком. Казалось, юная Малинда не особо страдала от недостающей ласки и любви, она любила разглядывать обнажённые торсы тренирующихся мужчин, часто ловя на себе их похотливые и заинтересованные взгляды. Графиня Рендл ещё с детства осознавала, что она довольно красива, часами отмокая в лохани с тёплой водой разглядывала своё тело и представляла, как её бархатистую кожу ласкает мысленно избранный в её же фантазии один из обитателей крепости. Затем был Кристиан… Двоюродный брат так неистово пожирал Малинду глазами на одном из банкетов, что та пожелала ответить… Это произошло в его опочивальне, куда Кристиан увёл хмельную юную графиню. Она сама сняла платье, предлагая Кристиану полюбоваться своим прекрасным нагим телом… Первый раз было больно, Малинда кричала и извивалась под ним, царапая влажную от пота мужскую спину ногтями, но затем боль сменилась диким и безумным наслаждением, в котором она увязла. Графиня одновременно боготворила и ненавидела грубость в мужчинах, ей безумно нравилось, когда Эрик Грандвелл резко брал и подминал под себя, подчинял… Дико возбуждала жестокость и изощрённость ныне покойного Ральфа Мартена, с которым пришлось провести несколько ночей по просьбе двоюродного брата. К самому же Кристиану она испытывала какое-то извращённое чувство любви, ведь он якобы свой, родной… Этому мужчине можно было доверять и ей так нравилось, как он бесился от ревности к другим… Малинда не считала, сколько воинов побывало в её постели и дабы избежать дурной репутации, своих любовников графиня отсылала из крепости, а особо разговорчивые со временем случайно прощались с жизнью. Она довольно хорошо разбиралась в ядах, которые хранила в своей маленькой шкатулке из серебра.
— Ульвар на свободе, в крепости чужаки! — в спальню графини Рендл буквально ворвалась запыхавшаяся горничная Эбба с малышкой Сири на руках. — Что делать? — голос испуганной девушки панически дрожал, да и её всю трясло от страха.
— Оставь Сири со мной, — молвила холодным тоном побледневшая Малинда. — А сама беги, прячься… Беги, Эбба…
— Но Ваше Сиятельство! А Вы? Что же будет с нами? Куда бежать? — служанка буквально билась в истерике, по её щекам текли слезы.
— Вон отсюда! — рявкнула графиня, в сапфировом взоре отразился блеск безумия. — Вон! — она вытолкала ревущую Эббу за дверь, запершись на засов изнутри. Испуганная же маленькая дочка застыла на месте, стоя на полу и дрожа, словно беспомощный котёнок.
— Девочка моя… — молвила необычно мягко Малинда, слегка дотронувшись до щеки Сири, казалось, во взоре женщины скользнула горечь. — Я немного прилягу и отдохну, я так устала… Побудь подле меня, присядь рядом… — Рендл неспешно налила из кувшина в серебряный кубок красное вино, затем достала из шкатулки один из порошков-ядов и высыпала в свой напиток. — Они совсем скоро будут здесь, но так просто меня не получат, не накажут… эти дикари более не коснутся моего тела… — прошептала себе под нос графиня и пригубила вино из кубка, затем устроилась на своём мягком ложе, которое только недавно делила с Ормом. — А теперь я немного посплю, моя девочка, я смертельно устала…
Испуганная Сири в недоумении передёрнула плечами, затем умостилась на широком деревянном сундуке, который находился рядом с кроватью матери, подогнув ноги под себя. Девочка не понимала, что происходит. Ей сейчас было одиноко и страшно, почему-то сильно хотелось, чтоб рядом появилась тётка Гудрун и прижала к своей груди, или чтоб обнял отец и пощекотал личико своей рыжей жёсткой бородой…
Осушив почти целый небольшой бочонок эля, Ульвар молча направился в одну из комнат замка, где стену украшала коллекция разнообразных топоров. Тут имелись как подарки, так и трофеи, добытые в боях во время походов. Конунг несколько мгновений разглядывал обилие древкового оружия, среди которого были боевые топоры абсолютно разных размеров. Взгляд Ульвара остановился на так званой «секире палача» с массивным дубовым древком и широким закругленным лезвием. Этим оружием он фактически никогда не пользовался из-за его большого веса, что в бою не совсем удобно, но сейчас…
«Пришло время тебя испробовать» — конунг взял в руки массивный двуручный топор, наводящий ужас одним лишь своим видом. Ульвар зловеще ухмыльнулся, разглядывая острое лезвие из довольно качественной стали.
Выживших людей Орма, охраняющих крепость насчитывалось около пятнадцати человек. Они стояли на площади, молча и испуганно взирая на воинов Бродди, которые их стерегли в ожидании Ульвара и грядущего представления. Возможно, испуганные безоружные мужчины надеялись, что конунг их пощадит и отпустит, кто знает?