Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Он провел с нами часть вечера, и мы засыпали его вопросами об этом удивительном походе, окончившемся в течение нескольких дней. Его ответы были необыкновенно тактичны, без малейшего хвастовства. Как истинный француз, он в полной мере обладал искусством вести разговор, незаметно переходя с предмета на предмет. К концу вечера я тоже увлеклась беседой. Заметив, что Шарль слушает меня с удовольствием, я была очень польщена.

Через два дня после приезда принц Мюрат предупредил меня о своем визите и вечером явился в сопровождении многочисленной свиты. Это был великий человек или, вернее, человек высокого роста[21], с лицом хотя и красивым, но неприятным, лишенным благородства и выразительности. Своим величественным видом он напоминал актера, играющего роль короля. Искусственность его манер бросалась в глаза, и видно было, что в обыденной жизни он держит себя иначе. Выражался он недурно, так как очень тщательно следил за собой, но его гасконский акцент и некоторые солдатские выражения совершенно не вязались с титулом принца. Мюрат очень любил описывать свои военные успехи и на протяжении по крайней мере часа рассказывал нам о войне.

Взятие Любека было его любимой темой. Хоть это и был прекрасный военный подвиг, но все же неприятно было слушать рассказ о том, как кровь ручьями текла по улицам и лошади становились на дыбы перед грудами трупов. Столь красноречивое описание войны не могло действовать успокоительно на нас, женщин, так как те, кто были нам дороги, должны были скоро взяться за оружие.

Мюрат уже успел приобрести королевскую привычку: он не разговаривал, а говорил, будучи вполне уверен, что его слушают если и не с удовольствием, то по крайней мере с почтительным вниманием.

Наконец он встал, с важностью раскланялся и объявил, что вернется к себе в кабинет для изучения карты Польши и позиций русской армии.

Несколько дней спустя в королевском замке состоялся большой бал. Мюрат, горя желанием скорее показать себя, сказал князю Понятовскому, что много слышал о красоте полек и теперь сам хотел бы убедиться в этом; ввиду этого мой дядя и дал великолепный бал. Я была нездорова и не могла принять участия в бале, но мне тотчас же сообщили, что принц явился в полной парадной форме. Я видела потом его в этом немного театральном костюме, вполне соответствовавшем его «королевской крови». Во всем костюме самым замечательным был султан – трехцветный, развевавшийся всегда в самых опасных сражениях. Поляки, восхищенные подобной храбростью, с радостью заменили бы этот славный султан польской короной.

Мы так и не узнали, действительно ли Наполеон подал своему зятю подобную надежду, но, несомненно, у Мюрата зародилось это намерение, и он любил сравнивать себя с Яном Собеским. Это была одна из его любимейших тем, и он постоянно расспрашивал о подробностях возвышения этого короля-солдата[22].

Вступление Наполеона

Триумвират – Приготовления – Тайный приезд императора – Официальный прием

Как только стало известно, что император прибыл в Познань, решили послать ему навстречу депутацию, но сделать это было не так-то легко. Все выдающиеся люди страны оставались в своих поместьях, выжидая исхода событий, а находившиеся под властью русского императора держались в стороне. Они хорошо помнили опыт прошлого и отлично знали, что даже небольшой неосторожный поступок может повлечь за собой конфискацию имущества.

Наконец из затруднительного положения вышли, послав навстречу победителю трех незначительных лиц. Наполеон своим орлиным взором сразу оценил эту депутацию и обратился к ним речью – пустой и банальной, в которой не было ничего, что могло бы поддержать надежды, возбужденные его прибытием.

Принц Мюрат все же дал понять властям, что император вступит в город с некоторой торжественностью хотя бы для того, чтобы послать блестящую статью в «Монитор». Тотчас же принялись воздвигать триумфальные арки и колонны, готовить иллюминацию и сочинять поэтические надписи, но все эти приготовления оказались напрасными: Наполеону вздумалось обмануть всеобщие ожидания – он прибыл в четыре часа утра на скверной лошаденке, которую ему дали на последней почтовой станции.

Легко представить себе переполох, поднявшийся в замке, где все было погружено в глубокий сон. Император сам разбудил спящего в будке караульного, который и дал условный сигнал. Переполох увеличился еще тем, что перестройка, предпринятая в замке, который был много лет необитаем, не была закончена.

К счастью, апартаменты последнего короля оставались нетронутыми, как бы ожидая нового хозяина. Эта часть замка, построенная при Станиславе Августе, носила на себе печать такого художественного совершенства, что, казалось, избежала влияния не только времени, но и моды.

Императора сопровождал лишь мамелюк Рустан; экипажи застряли в грязи, так как шоссейных дорог тогда не было, а проселочными в это время года проехать было невозможно.