Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Биньон (1811–1812)

Рождение графа Морица Потоцкого – Двор Фридриха-Августа – Господин де Сера – Князь Иосиф Понятовский – Его характер – Рождение короля Римского – Энтузиазм поляков – Поездка князя Иосифа Понятовского в Париж – Полина – Господин Биньон – «Уголок» – Господин Биньон и польские дела

Текущей зимой я испытала большую радость, вследствие чего на время лишилась возможности интересоваться политическими событиями: 13 января 1812 года, в семь часов утра, я родила сына при обстоятельствах, точно предсказанных маленькой ворожеей.

В первый раз в жизни у меня явилось желание, чтобы крестный отец моего ребенка был королевской крови. Я льстила себя надеждой добиться этой милости у самого великого Наполеона, собиравшегося восстановить Польшу, а пока сына просто нарекли именем – почему, я и сама не знаю – Мориц (Маврикий).

Дорогое дитя! Какой ты был прелестный! Ни разу ни крики, ни плач не исказили твоего круглого и свежего личика, ты стал предметом обожания твоей матери и радостью всего дома, так все тебя любили! Я еще раз благодарю тебя за счастье, которое ты мне дал.

Когда я вернулась в Польшу, мы принадлежали саксонскому королю, которому Наполеон отдал нас или, вернее, присоединил, не зная, что делать с Великим герцогством Варшавским, которое создал мимоходом, предоставив времени и обстоятельствам его расширение.

Создание герцогства Варшавского было нашей заветнейшей мечтой, а пока в ожидании лучшего мы имели монархом человека необычайно нравственного, который с мудрой и чисто отеческой заботливостью устраивал благосостояние своей вотчины. Король и королева, оба пожилые, были окружены людьми, которые напоминали уснувших придворных из сказки о Спящей Красавице. Казалось, жизнь при дворе остановилась сто лет назад, но зато они отличались твердыми принципами, редко встречающимся теперь бескорыстием и чрезвычайно изысканными манерами.

Правление, дарованное нам Наполеоном, своей формой напоминало внутренний распорядок рейнских государств и сосредоточивалось в руках семи министров, составлявших совет во главе с председателем. Эта гептархия[40], отличаясь на первый взгляд национальными особенностями, на самом деле была всецело подчинена влиянию французского резидента, который являлся для края настоящим проконсулом с почти не ограниченной властью. Правда, в особо исключительных случаях дозволялось обращаться с просьбой к самому императору через посредство статс-секретаря, состоявшего при короле и ведавшего исключительно делами великого герцогства.

Когда я приехала из Парижа, французским резидентом был господин де Серра, женевский дворянин, человек довольно чопорный и педантичный. По словам ученых, это был великий латинист, но он совсем не обладал искусством вести беседу и не имел ни достоинств, ни недостатков нации, представителем которой являлся. Его уважали, но не любили.

Резкий в спорах, он вносил в них свою железную волю и, вследствие этого, пользовался у императора успехом. Часто мой свекор, бывший председателем Совета, возвращался с заседания в отчаянии от требований господина де Серра. Напрасно доказывали ему, что страна, истощенная из-за долгого пребывания армии, совсем не имеет средств. Он ничего не хотел слушать и только отвечал: «Однако это необходимо, господа, и так будет, ибо этого требует император». Тогда прибегали к последнему средству и обращались к верховному владыке, по приказанию которого давались некоторые обещания, а резидент получал распоряжение выждать время, но ни в чем не уступать[41].

Всецело преданный Талейрану, которому он был обязан своим положением, господин де Серра в глубине души не любил Наполеона. Иногда он пускался в откровенности с теми из министров, на скромность которых мог положиться, но это нисколько не уменьшало его рвения, с которым он исполнял получаемые из Парижа указы.

Император возвратил нам национальные цвета, язык, учреждения и армию, во главе которой стоял князь Понятовский. Трудно представить себе человека, в большей степени, чем князь, достойного командовать пятьюдесятью тысячами храбрецов, служивших под его начальством. Солдаты его обожали, так как он делил с ними все опасности и лишения, и по малейшему его знаку бросались исполнять то, чего другие добивались только суровой дисциплиной.