Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

В его характере соединялись необычайные контрасты. Будучи всевластным господином у себя дома, он все же охотно шел на уступки из любви к спокойствию, но при трудных обстоятельствах, которыми была полна его жизнь, проявлял мужественную энергию: частный человек уступал место общественному деятелю, для которого достоинство родины было дороже всего. Подобная смесь героизма со слабостью была удивительна еще и потому, что в ней совершенно не было места самолюбию, а тем более тщеславию. Быть может, история поставит ему это в упрек: ведь то исключительное положение, которое занимал князь, могло бы возвысить его до трона и таким образом обеспечить существование родной страны. Тем не менее его благородные качества, необычайное мужество и славная смерть сделали из него героя, чье высокочтимое имя осталось навсегда дорогим для его родины.

Письма, приходившие из Парижа, содержали лишь подробное описание пышных торжеств по случаю окончания шести недель после родов молодой государыни, которая, произведя на свет столь страстно ожидаемого наследника, осуществила желания своего супруга, упрочив трон за новой династией.

Празднества и костюмированные балы, на которых, казалось, ожили все боги Олимпа, сменяли друг друга. Неаполитанская королева появлялась на них Минервой, а ее сестра, красавица Полина – Венерой.

Уже давно армия не получала такого долгого перемирия. Присутствие знатной молодежи, жаждущей отдыха и развлечений, придавало еще больше блеска всем празднествам. Посреди всеобщего упоения неведомо откуда стали просачиваться таинственные слухи, не оставлявшие сомнения в неизбежности войны – войны, в которой Наполеон собирался поставить на карту свою империю и свою славу и, подобно Ксерксу, стать во главе ста народов.

Время проходило в дипломатических переговорах. Наполеон требовал, чтобы российский император принес ему в жертву Англию. Учитывая всю опасность сопротивления, Александр тем не менее не мог решиться изменить свою систему и выжидал, в чем ему очень помогал желавший мира французский посол Коленкур. Очарованный благородством Александра и оказанным ему доверием, он сдерживал воинственный пыл своего повелителя.

Князь Понятовский, направленный от имени саксонского короля и правительства с поздравлениями императору Наполеону и выражением радостных чувств польского народа по случаю рождения наследника, вернувшись из Парижа, не привез никаких точных известий относительно войны. Двор ликовал и веселился, и если находились скептически настроенные умы, то их почти не слушали, так как император еще молчал.

Князя Понятовского приняли в Париже с необыкновенным почетом и оказали ему самый лестный прием. Его красота и благородство доставили ему необычайный успех в свете. Полина также не осталась равнодушной к нашему герою, и он смог прибавить к своему списку любовных побед еще одно женское сердце.

Неожиданно господин де Серра получил приказание отправиться в Дрезден, а на его место в Варшаву явился господин Биньон. Мы так и не узнали причины этой смены, и сам де Серра уверял, что ее не знает. Как бы то ни было, но в Дрездене его ждала смерть.

Назначение Биньона Совет встретил с большим удовольствием ввиду того, что он лучше понимал дела и не так старался угождать своему повелителю. Что же касается общества, то оно совсем не было довольно этим назначением, и мы вообще не сумели оценить господина Биньона так, как он того заслуживал, поскольку он сам скрывал под вульгарной личиной свои редкие и выдающиеся качества, которые с необычайной силой обнаружились впоследствии.

Вынужденный, по своему положению, держать дом открытым, он чрезвычайно неловко устраивал приемы, и поэтому я не раз смеялась над ним. Он постоянно повторял на все лады одну и ту же фразу: «Ну зачем вы забились в этот уголок?.. Кто бы мог догадаться искать вас в этом уголке?.. Но раз я вас нашел в этом уголке, разрешите мне зайти к вам на минутку и разделить ваше одиночество… А, вы в своем уголке!.. Как несправедливо так прятаться!.. Вы забрались сюда, чтобы наблюдать из этого уголка и смеяться над нами!..»

Находился он среди блестящего общества или сидел на одиноком диване вдовствующей немецкой герцогини – всюду этот «уголок» не покидал его. Если иногда обязанности хозяина дома не позволяли ему уделить время длинным разговорам, он мимоходом обращался с несколькими шутливыми или милостивыми словами, в зависимости от того, к кому обращался.

Кто бы мог подумать, что через несколько лет этот застенчивый человек превратится в потрясающего оратора, в выдающегося публициста и писателя, которому Наполеон поручит написать для потомства его удивительную историю?[42] Кто бы мог тогда подумать, что господин Биньон сделается выдающимся человеком, речами которого в Палате депутатов будут восхищаться его соотечественники? Кто бы мог предсказать, что он будет с таким красноречием отстаивать нашу независимость, которую мы защищали перед всей Европой, причем его благородный пример вызовет бесчисленных подражателей?