Графоманка

Каждой распаленной клеткой кожи она ощущала малейшие колебания их плотно прижатых друг к другу тел. Хотя стояли они неподвижно, будто боялись сделать шаг и подорваться на мине. Это был тот самый момент, когда Новодворская впервые осознала, что тянущая боль между ног - это и есть то самое желание, которое сводит людей с ума. И возникает оно не от фантазий о мальчике из соседнего подъезда, а от взгляда, запаха, дыхания, слов. От смеси ненависти и жгучего интереса. От запретного, что всегда кажется таким сладким.

- А если бы я решилась, - Лера проглотила несколько острых, колючих секунд, - Ты бы правда отпустил? Глеб…

- Отпустил бы. Но я знал, что ты спрыгнешь. Поэтому и предложил выбор.

- Почему? Откуда знал?

- Потому что ты ни одно дело до конца довести не можешь. В последний момент соскакиваешь. Сама или обстоятельства вокруг себя для этого создаёшь. Спокойной ночи, Графоманка, - он отпустил рукав и отошёл. Мазнул насмешливым взглядом по растрепанной, возбужденной Лере и решительно вышел из комнаты.

Новодворская обессилено упала в кресло. Ее несколько раз крупно прошило нервной дрожью и стало так холодно, что зубы убежденной атеистки простучали «Отче наш» почти без запинки.

Она стянула с плеч облитый халат и, чуть помешкав, все-таки, юркнула под одеяло, накрывшись им с головой.

Ладно, хорошо! Не можешь противостоять - возглавь. Если за свою свободу нужно заплатить своей девичьей честью, так и быть… в конце концов, что она - золотая что ли, чтобы всю жизнь трястись и чахнуть над ней. Но прежде чем это случится, она выпьет из Графа всю его псевдо-дворянскую  кровь. Сколько это займёт у неё? Месяц? Два? Даже если год, Новодворская будет оттягивать до последнего. Есть ещё шанс, что Граф сам ее выставит вон. Уж что-что, а играть на нервах она отлично умела.

В сущности, и Граф - далеко не урод и не маргинальный отщепенец. Ударения в словах ставит правильно. Лера при иных обстоятельствах даже могла бы обратить на него своё дефицитное внимание.

Если кому и дарить свой цветочек, то, лучше уж ему. Но достанется он Графу потом и кровью!

Потом и кровью…

«Кровью…» - эхом отдалось в голове, прежде чем Лера рухнула в сон.

Глава 17

Глава 17

Насколько утро светлее вечера, настолько голос разума сильнее соблазна. Только, где же он был вчера? Этот разум? Почему своим отсутствием позволил Лере стать легкомысленной женщиной, ведущей фривольную жизнь, полную безответственных, беспорядочных связей? Где была сильная, развитая, самодостаточная личность, в тот момент, когда надо было остановить взбесившуюся женщину?

Она никогда не считала себя в праве судить людей за их сексуальные предпочтения, но и никогда не собиралась в них участвовать! Ни по собственной воле, ни по принуждению, тем более. Так, как же так вышло? Ретроградный Меркурий в натальной  карте Стрельца? Ну, не одна же Лера должна нести ответственность за свои вчерашние действия и мысли?! Но умные люди говорят: если Земля пролетает через космическое облако пиздеца, как ни старайся – от своего не увернёшься.

Совесть проснулась раньше женщины и сразу же отозвала вчерашнюю их сделку. В конце концов, ни лесбиянкой становиться, ни на повышение сексуальной квалификации к Графу Новодворская не собиралась. А вчерашнее движение нравственных плит можно вполне оправдать предменструальным синдромом. Вот и всё! Удобно быть женщиной, все-таки. Что бы ни натворила - вали всё на гормоны и расположение небесных светил!

Памятуя о первом утре с Графом, Лера не торопилась покидать укрытие одеялом. Новодворская осторожно стянула с головы его край, но не до конца, а так, чтобы просканировать левым перископом сначала один борт графской пристани, затем правым - другой и удостоверилась, что никакими вражескими пушками пристань не вооружена. Лера поспешила порадоваться этому обстоятельству, чтобы ненароком не расстроиться. Просто она боялась признать, что уже пару раз ловила себя на томительном ожидании чего-то, за что пока не готова была отвечать. Сколько ещё она будет маскировать свою слабость, трусость и низкую самооценку агрессией? Ведь, как известно - и вода камень точит.

Лера втянула ноздрями воздух из подушки. Она пахла им. Но не резко, как от самого Графа, а так, как несколько раз пахла сама Лера после слишком тесных их контактов. Так пах ее Папа… Когда-то давно, когда он ещё мог катать ее на своей шее. Что-то мужское, сильное, надежное было в этом запахе и ёлка. Да, живая новогодняя ёлка, под которой Папа прятал подарки для своей девочки. За последние лет двадцать это был первый раз, когда она почувствовала присутствие отца так ярко. Слёзы подступили к глазам. Второй раз за те же двадцать лет.

Что с ней происходит? Почему она такая размазня?