Графоманка

Они не пара. Они не подходят друг другу. Они разные, как чёрное и белое. Он - скорпион, она - стрелец. Она гордая. Он - самец.  У неё горе от ума. У него - от денег. Он не подставит щеку под удар, скорее - войдёт заточкой под ребро; она никогда не полезет к мужчине в карманы и телефон, не спросит про след на рубашке. А он никогда не будет оправдываться. Ну, след. Ну, от помады. Ну, на его рубашке. Дальше что? Ты же не станешь, Лера, превращать эту душераздирающую драму в мексиканскую мыльную оперу? Обличить ревность все равно, что исповедаться, признаться в несовершенных грехах. Кому это надо? Да и кто ты такая? А он кто? Он - носитель мужских сильных рук.

Которые подхватили ее легко под бёдра. Лера скрипнула спиной по влажной глянцевой стене сначала вверх. Потом сразу же вниз. Обхватила своими слабыми стебельками дуб. Потянулась мягкими лепестками к жестким листьям.

- Девочка… - шепнул он в неё и вошёл.

Как словам доверить чувство, которое она испытывала всякий раз в момент слияния с ним? Как это описать? Экзальтированные клуши, которые пишут «клубничку» вообще знают, о чем пишут? Она чувствовала себя телом, в которое прорастала чужая душа, пробивала мощным стеблем лёд одиночества, расцветая там подснежником. И все! Какие киски, какие члены?

- Ле-ра… де-во-чка… - пыхтел звуками Граф и добывал из льда огонь скольжением.

Невыносимо. Невыносимо. Как она без этого жила? И как теперь дальше будет жить? Лера ногтями выцарапывала на его коже вопросы, которые навсегда останутся без ответа.

Все звуки укутались пеленой влаги, для воздуха уже не осталось  места. Каждый его толчок поглощался телом, как ток, а дальше в кровь и прямо к сердцу. Каждый сосуд внутри пылал золотом, тело излучало свет под прозрачной кожей. Каждое прикосновение влажных, обнаженных тел друг к другу - пожар в воде, от которого поднимались то ли облака пара, то ли дым. Губы в губы  - сдвиг пространств и времени: уже слышно, как трещит измерение. Ласковые, нежные пальцы в месте, которому нет ни одного не избитого литературой перифраза - огонь, сжигающий материю из принципов, предрассудков, табу. Ни в одном диалекте мира нет слов, способных передать поэзию двух слитых тел. За них говорят стоны, рыки, дыхание, крики.

Да к черту всю эту высокую литературу! Он ее просто трахал. Как в самом жестком порно, какие она видела и не верила… что такое кому-то может нравиться.

Глеб дождался последней ее вспышки и взвился внутри, судорожно натягивая Леру на себя пыхтя и порыкивая в такт рваным движениям. Лицом при этом выражая наслаждение своими действиями.

- Девочка… моя… -  хрипел он в шею.

«Да никакая она уже не девочка!» - фыркала женщина, закатывая глаза.

«И никакая не его!» - добавляла гордо личность.

Они покинули душевую, как последний день Помпеи. Упали на постель мокрые и пылающие, глотая один воздух на двоих, на потолке считая созвездия. Немного отдышавшись, он потянул ее к себе, усадил сверху на горячий пах. Переплел свои пальцы с ее.

Эротика рук неподвластна затворам камер, мембранами микрофонов неуловима, непереводима пером на бумагу. И тишина в разрывающий момент проникновения была бы беззащитной и уязвимой перед ее стоном, если бы не их сцепленные в капкан ладони. Настойчивый, сильный, нежный, он снимал первую боль, как цедру, лаская большими пальцами где-то между линией жизни и линией сердца. Когда распирающее чувство восторга смешалось с голодом, Лера сама начала двигаться на нем. Сначала несмело, осторожно. Потом с нарастающим нетерпением, сжимаясь вокруг Графа и захлёбываясь пульсом и  собственными хрипами. Она так хотела сейчас принадлежать этому мужчине, только ему,  и не скрывала этого, разливаясь по его бёдрам терпким, искренним  признанием.

Да, она бессовестно текла и издавала звуки, от которых краснела и заводилась ещё больше.

- Девочка… - сиятельство заело?

Он сжал сильнее ладони, неосознанно выгнул запястья почти до боли, до хруста в суставах.

- Тормози, - процедил он сквозь зубы, - стой…

И зашипел, как передутый.

- Я хочу тебя сверху нежно, медленно, не спеша... - не вынимая, перевернул аккуратно на спину, подмял под себя. Сжал рёбра, совсем не так, как презентовал, скользнул ручищами под спину, приподнял, как тряпичную и начал медленно, размеренно, до конца прошивать ее широкими стежками. Ни на мгновение не отпуская ее взгляда.

Лера хотела закатить глаза, и желательно подальше. Граф не дал, обхватил пальцами челюсть и заставил смотреть и запоминать его лицо в мельчайших деталях. Лицо человека одной с ней породы. Они чужие друг другу, но с общей корневой системой. На одном наскальном рисунке выбитые. Незримо связанные водой, из которой оба вышли, закаленные льдом одиночества, они теперь горели в одном огне. Из эры в эру, из века в век они менялись только оболочками, внутри оставаясь все теми же частями одного целого. Они столько раз за все эпохи расставались по разным причинам, но это прощание из всех казалось ей самым сладким и болезненным.

- Расслабься! Не сжимай! - рычал, обжигая зад шлепками, терзая ее промежность толчками.

- Пожалуйста, Глеб!