Графоманка

Вот… Лера совсем не была уверена, что для этого сейчас самое подходящее время. Зато тело не сомневалось. Признало Графа сразу. Его запах, мощь, власть. Потекло, оплавляясь. Хотя, он даже ничего ещё не делал. Просто забрал из пальцев стакан и поднял ее за локти со стула. Стянул пиджак с плеч, вызвав у Леры нервный озноб и зуд в сосках одновременно. Ладонями накрыл ключицы. Сжал. Смял пальцами кожу нетерпеливо.

И рванул за бретели вниз, одним движением разделяя платье надвое. Красивое было, но с невыносимо тяжёлой репутацией проклятья. У него не было шансов. Никаких.

- Пойдем, я тебя согрею… - Граф, решив, что ее лихорадка объясняется перепадами температур и атмосферного давления, снова подхватил на руки, прижал к себе горячему и понёс куда-то.

Как был в брюках, шагнул в душевую и включил воду. Вжал в себя сильнее, когда ее стопы коснулись холодного камня. Гладил по волосам, по спине и ниже. Ласково. А не как зверь. Дождался горячей воды и подтолкнул ее под лейку. Горячая, почти кипяток, вода неожиданно оказалась очень кстати. С ее приятно-обжигающими потоками уносились воспоминания о чужих пальцах на груди. Которую никто, никогда кроме Графа не трогал. Ей стало противно и стыдно, как будто, она виновата, что допустила это. Ещё и Глеба втянула, у которого и без неё проблем хватает.

Лера подняла вверх голову, подставляя струйкам лицо. Вода… вода не ее стихия. Но сейчас она ей - подруга. Она исповедуется ей, доверит всю боль, вода все смоет.

Лера уже хорошо согрелась, но холод продолжал выходить из неё, прокатываясь по коже колючими волнами мурашек. Волоски вставали дыбом до боли. А он все прижимал и прижимал к себе. Как в последний раз. Будто хотел напитаться ею впрок и ее собой пропитать. Навсегда. Чтобы больше никто. Никогда.

Да, можете не усердствовать слишком, Граф, она и сама больше никого не подпустит.

- Напомни, на чем мы остановились в душе в прошлый раз? Хочешь, покажу, что я хотел тогда сделать?

Лера громко сглотнула, отступая к стене. Она так захотела, чтобы он показал, что впервые не сказала нет. Даже сама себе врать не стала.

Граф ногой, обтянутой мокрой тканью брюк, развёл  ее колени, пальцами правой руки юркнул в Эммануэль. Почему в романах пишут про огонь между ног? Нет. Там такой приятный холодок, какой бывает во рту от мяты, который потом вырастает в жгучий лёд и после взрыва, разливается электричеством по венам.

Ее левая нога уже была на плече у Графа. Его язык брал без боя. Обводя, лаская, заигрывая. Очень нежно, осторожно, почти целомудренно. Если бы она тогда пустила его так далеко, она бы не остановилась. Его язык там - это уже полная капитуляция. Делай, Граф, что хочешь. Только делай…

Однако ж, секундой позже Лера осознала, как она, в сущности, доверчива. Оказалось, что этому мужчине, вдруг, мало стало ее Эммануэль… сердца, мыслей. Ему подавай ещё и самое дорогое, что есть у человека - магнит для приключений! Она, было, дёрнулась, предвидя их, но была обезврежена укусом в лобок. Хотела запротестовать, да голос подвёл, предатель. Прокаркала что-то неразборчивое. Поняла, что бесполезно, когда обнаружила себя насаженной и сзади и спереди на его стальные пальцы. Сжалось всё и везде. Стало стыдно до рези в горле, главным образом потому, что она Йети-Эммануэль-Новодворская бессовестно текла под языком Графа и тихо сипела ланфрен-ланфру ланта-ти-ту в воду. А когда через несколько синхронных обратно-поступательных движений она взорвалась, разлетелась по галактике, из глаз брызнули слёзы - признак живой души.

- Вот… - прокатился он влажно губами по ее губам, - так бы все и было.

Он целовал, целовал, целовал, раздирая кожу на щеках бородой. Вертел ее вокруг оси, награждая укусами по орбите. Потом чуть отстранился, стянул мокрые брюки с трусами на пол душевой, притянул ее к себе, ладонью к своему паху и сказал:

- Сейчас я покажу тебе, что бы я сделал потом…

Глава 37

Глава 37

Из всех жанров литературы, пожалуй, только бульварная с эротическим подтекстом проза вызывала у Новодворской скуку и испанский стыд. Чтобы читать эти физиологические очерки нужно было изыскать время и терпение, которое у Леры закончилось ещё на этапе ознакомления с Декамероном Боккаччо. Хотя, по сравнению с творением того же Дэвида Герберта Лоуренса, литературный памятник ренессансу можно было возводить в граните, как образец высокоморального культурного наследия.

Добровольно пичкать себя продуктами творчества амнистированных цензурой бумагомарателей Лера не собиралась. Как и становиться действующим лицом их «факабул». Однако, судьба ее обладала не только специфическим чувством юмора, но и садистскими наклонностями. Вместо того, чтобы постепенно овикипедиваться в качестве серьёзного журналиста, уважаемого публициста и лидера мнений она… таяла в горячих руках  предводителя ячейки сибирской мафии.

Ничто из почерпнутого в книгах не оправдалось. Секс - это не скучно и не стыдно. Секс это непередаваемо прекрасно, но невыносимо грустно.