Они появились немного позднее. Вскоре повстанческий комитет пополнился еще тремя людьми: в него вошли Ф.М. Буонарроти, О.А. Дарте (родственник печально известного деятеля Террора Ж. Лебона, сам выступавший обвинителем в трибуналах Арраса и Камбре) и Р.Ф. Дебон (бывший робеспьерист, после 9 термидора сидевший в тюрьме). В учредительном документе Повстанческой директории были оговорены ее название, состав и тайный характер. Задачи и полномочия Директории были определены весьма смутно: «Берет на себя выполнение огромного количества обязанностей, налагаемых на нее этим великим званием»{362}. В действительности одной из главных задач Тайной директории была выработка плана государственного и общественного устройства Франции, которое предстояло установить после победы «равных». Собрания проходили почти каждый день неподалеку от Хлебного рынка, на квартире портного- льежца Клере (Clerex), у которого тогда скрывался Бабёф. Там, по словам Буонарроти, хранились главные документы заговорщиков и их печать{363}. 7 мая (II флореаля) Бабёф и штаб повстанческой Директории переехали в предместье Монмартр, в дом некоего Лекера{364}.
Поскольку заговорщики ставили своей целью силовой захват власти, они закономерно уделяли первостепенное внимание привлечению на свою сторону военных. С этой целью было назначено пятеро военных агентов. Их статус в заговорщицкой иерархии был явно выше, чем статус агентов в округах Парижа, о которых пойдет речь ниже; они могли участвовать в принятии первостепенных решений и плотнее общались с Тайной директорией. Список военных агентов был таков:
• с солдатами, размещенными в Доме инвалидов, работал Ж.Л.Ж. Фион;
• с полицейским легионом - Ш. Жермен;
• с отрядами, расквартированными во Франсиаде (Сен-Дени), - Ж. Массе (об этом человеке толком неизвестно ничего; даже фамилия его пишется по-разному - Massé или Massey; мы знаем лишь, что он должен был быть арестован, но сумел скрыться{365});
• с войсками вообще - Ж.-Б. Ваннек (деятель секционного движения, один из организаторов восстания 31 мая 1793 г.);
• с военнослужащими Гренельского лагеря - Ж. Гризель (военный, сын портного из Аббвиля).
Этот самый Гризель и станет впоследствии тем предателем, благодаря которому заговорщики будут схвачены, а историки получат ценнейшие показания и об отношениях внутри группировки, и о ее работе, и даже о внешности некоторых бабувистских лидеров.
Так, интересен рассказ Гризеля о том, как он вообще попал в заговор. Все началось со случайной встречи с приятелем, который 20 жерминаля отвел Гризеля в якобинское кафе, посетители которого говорили о том, что готовится новая революция (не будем забывать, что Тайная директория к этому времени работала уже больше недели). Новые знакомые из этого заведения пригласили будущего предателя в кафе Китайских бань, которое они, по его словам, именовали храмом разума и в котором корифеем (то есть оратором, заводилой) был Дарте. От Дарте Гризель получил номер газеты Бабёфа и другие агитационные материалы, которые якобы сжег сразу же, как пришёл домой (разумеется, поскольку мы опираемся на показания, данные полиции, их автор старательно выгораживает себя и утверждает, что ввязался в эту компанию и выказал себя радикалом исключительно из любопытства и стремления побольше узнать о заговоре). Зато в тот же день Гризель написал сочинение в духе, соответствовавшем настрою посетителей «Китайских бань»: оно называлось «Письмо Свободного Франка его другу Террору». Дарте пришел в восторг от этого текста, сказал, что его напечатают и велел прийти 24 жерминаля за кое-чем важным. В этот день Гризель получил от него пакет с назначением военным агентом, инструкциями и агитационными материалами для солдат{366}. Как видим, для того чтобы стать участником заговора, даже, можно сказать, одним из его руководителей, понадобилось совсем немного сил и времени - считаные дни. Примечательно, что в своих показаниях Гризель ничего не говорит о коммунистической доктрине Бабёфа и своем к ней отношении: судя по тексту, он вступал в сообщество якобинцев, ностальгирующих по временам Робеспьера - и только. При этом Гризель был не просто исполнителем, но и «идеологическим работником» у бабувистов, ведь он сразу выступил как публицист.