Два дня спустя министру полиции пришло сообщение от гражданина Тайера (Tailleur). Он доносил, что 4 мая (15 флореаля) подслушал на Елисейских полях разговор на немецком языке и решил, что это кто-то из заговорщиков отчитывался перед своим главарем. Подробности автор письма соглашался воспроизвести только устно и просил о личной аудиенции{558}. Имеется также более подробный рассказ этого Тайера, составленный 6 мая то ли во время аудиенции, то ли вместо нее. Из него следует, что от говоривших по-немецки Тайер узнал, что у заговора есть один большой начальник в Париже и много маленьких (которые, вероятно, могут находиться в других городах). Один из этих начальников - генерал, которого Директория торопит ехать (на фронт? -
Еще одно предостережение властям датировано 6 мая. Его не подписавшийся автор не только сообщал о существовании антиправительственного комплота, но и рассказывал, что заговорщики планируют перебить директоров, министров и часть членов Советов: так, чтобы от них осталось около 100 человек. В дополнение к Военному комитету, который уже есть у заговорщиков, будет воссоздан Комитет общественного спасения. Места, где соберутся бунтовщики, уже намечены, будущие правители и военачальники выбраны. На следующий день должны вернуться уполномоченные, отряженные узнать обстановку на местах. Вождями заговора автор рапорта считал бывших депутатов Конвента П. Л. Бантаболя, Д.Т. Лесажа-Сену (Le Sage-Senout) и Л. Лекуантра из Версаля, сын которого якобы должен возглавить войска инсургентов. Далее сообщался еще ряд подробностей будущего восстания и излагался вероятный расклад сил. Среди заговорщиков автор называл некоего Шамборана (Chamborand), Ф. Лепелетье и жену герцога Орлеанского{560}.
«Друг ваш и родины» - так подписался еще один сторонник правительства, пожелавший остаться неизвестным. Он тоже составил донос 6 мая, отправив его затем директору Ларевельеру-Лепо. Якобинцы, предупреждал автор письма, собираются вернуть себе власть. Место их собраний - кафе Китайских бань. С ними заодно военные всех званий, расквартированные в Париже и в Гренельском лагере. Заговорщики распространяют газету «Просветитель народа», издаваемую Бабёфом. Отметим, что доносчик знал, кто скрывается под псевдонимом Лаланд, но самого Бабёфа не называл вождем или участником заговора. Единственная фамилия, которая фигурирует в доносе, - некто Боверсен (Beouversin), занимающийся вербовкой солдат{561}.
Информация еще об одном доносе дошла благодаря сохранившемуся письму министра полиции Ф.А. Мерлена (из Дуэ) министру юстиции Кошону. Мерлен сообщал о том, что от служащего бюро по фамилии Гуйо (Guyot) поступили сведения о людях, занимающихся агитацией в казармах и планирующих через 8 дней, то есть 14 мая (еще одна версия даты начала восстания!), свергнуть Директорию{562}.
Муниципальная администрация г. Майенна, 26 апреля обнаружившая посылку с бабувистскими изданиями, 6 мая проинформировала об этом Директорию, сравнив в своем донесении Бабёфа с шуанами{563}.
Еще один анонимный рапорт, датированный 8 мая (19 флореаля), уже упоминался выше, когда речь шла о дате выступления. Его автор писал, что заговорщики отказались от своего плана, ряд пунктов которого сочли неосуществимыми. Однако план уже распространен: надо искать его в Сент-Антуанском предместье. Среди заговорщиков - Казен и Дерэ; также следует обратить внимание на бывшего депутата Конвента П.Л. Бантаболя{564}. Как мы помним, двое первых действительно были бабувистскими агентами в округах Парижа; Бантаболь, о котором доносчики упоминают уже второй раз, вращался в бабувистских кругах{565}, но свидетельств его активного участия в заговоре нет.
А знали ли «равные», что властям известно об их предприятии? Оказывается, знали. Прежде всего, об этом говорит принятие уже не раз упомянутого закона от 27 жерминаля IV, согласно которому смертью каралась любая пропаганда, направленная против Конституции 1795 г., - как роялистская, так и со стороны сторонников Конституции года 1793. Подобное нововведение не могло быть ничем иным, как реакцией на ощущающуюся властью опасность.