Читаем Грамматическая Аптечка полностью

Впрочем, ему, учителю, тоже, наверно, тоскливо слушать много раз один и тот же текст. Если только он не упивается абсолютной безнаказанностью своего суда: "Ты хорошо прочитал. Пять. А ты - невыразительно. Три".

Тем не менее учить стихи надо. Эрудиция, развитие памяти, литературного вкуса, экзамен в вуз... Это понятно. Что же делать? Как и себя, учителя, не мучить, и учеников озадачить, и литературный текст не убить?

Вглядись в морскую даль

Я начала с малого - с традиционного задания на дом. Не всем одну и ту же строфу "Руслана и Людмилы" выучить, а кто какую хочет. Любимую, например. Или самую понятную. Или, наоборот, самую непонятную. Последовательность же чтения строф ученики на уроке выясняли сами - по тексту.

Потом решила пойти дальше и предложить выучить наизусть любое стихотворение поэта, чье творчество изучается в данный момент. Пусть даже на первых порах большинство учеников выберет самое короткое, например: "О, закрой свои бледные ноги!" Валерия Брюсова (в нем всего одна строчка - вот эта).

Но это их выбор. И есть надежда, что к этим строчкам они уже не отнесутся отчужденно. Так же как и слушатели: ведь так или иначе, а каждый человек в классе выбрал именно эти, а не какие-нибудь другие строки. Интересно, почему? Вдруг Женька читает то же, что выучил я. Интересно, почему?

Но как же быть со стихотворениями, которые входят в программу выпускных и вступительных экзаменов? - об этом не думать я тоже не могла. Их как минимум надо помнить, не говоря уже о том, что анализировать и понимать. Например, все тот же "Парус" Лермонтова.

А если предложить ученику читать стихотворение так, как будто он в самом деле видит этот белеющий в море парус? Рассказывая, чтец начинает всматриваться в морскую даль. Видит он парус или у него не получается - это можно обсудить. И, опираясь на мнение зрителей, поставить оценку. За что? А за то, что все вместе сочтут нужным. За то, что чтец отбарабанил "Парус" без запинки? Или за то, что он действительно "увидел" этот парус? Озадачивая чтеца, мы тем самым озадачиваем и зрителя, слушателя. Он не сидит сложа руки, а тоже занят делом.

На точность списывания

Толком еще не зная, как вовлечь ребят в дело вокруг текста, я однажды задала скромное такое домашнее задание: очередное программное стихотворение переписать в тетрадь по литературе точь-в-точь, как в книжке (пусть, думаю, пишут - оно не вредно). На следующий день в начале урока предложила соседям по парте поменяться тетрадками и за минутку оценить точность работы соседа-переписчика.

Минута прошла. Гляжу - а они все шебуршатся там что-то, пальцами в тетрадку тычут. "Что, - вслух озаботилась я, - неужели ошибок поналяпали?" Нет, грамматических ошибок обнаружено не было, в том-то все и дело. Разговоры о точности переписывания шли совсем в другой плоскости.

- Вот это слово должно заканчиваться под третьей буквой верхнего слова. А у тебя под первой.

- Заглавные буквы всего в два раза больше строчных. А у тебя в три-четыре!

- Где в стихах ты видел, чтобы слова переносили на другую строчку?!

Кто-то требовал даже не засчитывать вовсе эти работы, поскольку они выполнены не печатными буквами...

А тут еще выяснилось, что в одном издании в конце третьей строчки второй строфы тире есть, а в другом издании нету. Интересно. Полезли в комментарии.

Пританцовывая на перемене после урока, Катя вдруг автоматически выдала две первые строфы и обалдела. Мальчики присвистнули...

Когда очередь дошла до следующего "программного", я обнаглела и после задания на точное списывание задала на дом сделать из стихотворения дырявый текст - с тем чтобы сосед по парте мог его потом "заштопать".

Тексты и подтексты

Потом началось кружение вокруг басен Крылова. Я принялась осуществлять все подряд идеи, услышанные от В.Букатова.

Команды по очереди озвучивали шумами ту или иную басню, а остальные отгадывали, какую именно. Например, "Слона и Моську" можно было распознать по шуму толпы, топанью Слона или тявканью Моськи.

Сочиняли смешные подражания. Реконструировали нехрестоматийные басни по тексту морали. Наугад открывали басню и зачитывали только мораль, а потом по группам сочиняли версии - чья окажется ближе к Крылову?

Работали с иллюстрациями. Сначала с книжными. Рассматривая в разных изданиях иллюстрации к одному и тому же тексту, выясняли, что каждый художник, оказывается, рисует какую-то свою историю. Детали его рисунка могут подтверждать текст, уточнять его. А могут ему противоречить! Это открытие заставляет все пристальней вглядываться в текст, и глаз начинает различать множество новых подробностей той или иной истории. И тогда возле собственных иллюстраций (а их рисовать лучше в парах или в малых группах), при помощи скотча вывешенных на стенку класса для обсуждения, возникают разговоры. Разговоры о самых, казалось бы, незначительных вещах, о какой-нибудь мелочи. Но именно эти разговоры могут привести каждого ученика к рождению собственной истории.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки