Читаем Грамматическая Аптечка полностью

Хитрость в том, что группа имеет право подсказывать своему чтецу. Подсказывать как угодно, но только не написанием слов (ни на бумажках, ни в воздухе пальцем) и не проговариванием их (одними губами в том числе). И, конечно, никаких подсказов звуками. Только телом. Можно махать руками, изображать все что угодно. Но, чур, не сходя с места, возле своего стула. Таковы правила. Если участники группы за те три минутки (а пять в уме) успели договориться между собой о каких-то условных знаках, жестах по тексту стихотворения, то это, конечно, упрощает дело. Подсказывают все кто во что горазд. Ну а на кого смотреть чтецу - это дело его личных пристрастий. Оценщики же, в свою очередь, смотрят в оба (тоже, видимо, предварительно договорившись, кто за кем), чтобы правила подсказов блюлись неукоснительно, и за каждое нарушение начисляют штрафные очки.

Вот таким манером пятиклассники учили наизусть "Меркнут знаки Зодиака" Н.Заболоцкого. Длинное стихотворение, если помните. И чтецу надо прочесть его по возможности плавно, не рвя текст на куски (это тоже учитывается оценщиками при выставлении отметки). При таком разучивании, конечно, хохота много - "толстозадые русалки" одни чего стоят...

Тексты?! Текстом могут пользоваться все, кроме, разумеется, чтеца. Но текст - один на группу. Приходится ухватывать взглядом и изображать сразу целые куски текста. И не только чтец, стоящий на лобном месте, невольно запоминает стихотворение, но и те, кто ему подсказывает.

Когда телом пытаешься выражать смысл слов, словосочетаний, предложений - тут всплывает какое-то другое понимание, вдруг какие-то слова открываются с неожиданной стороны. По себе знаю - тоже показывала телом, как "спит растение картошка" и "дремлет рыба камбала". Вообще посмотреть со стороны на то, что происходит в классе, - дурдом. Одни психи молча и с энтузиазмом кривляются, а на них пристально смотрят два других психа да еще при этом одновременно что-то поют (чтобы, "не порвав фразы", успеть понять очередную подсказку одногруппников, чтецам приходится тянуть гласные и таким образом почти что петь тоненькими инопланетными голосами)...

Таким же образом мы учили девятую песнь "Одиссеи" Гомера. Это было еще круче - как-никак гекзаметр.

К берегу близкому скоро пристав с кораблем, мы открыли

В дальнем, у самого моря стоящем утесе пещеру

Густо увитую лавром, где простирался мелкий во множестве скот...

Вера, стоя "на лобном месте", делала все, что могла, напевно растягивая "пещеру", на которой, по всему видать, прочно застряла: ...пеще-е-е-е-еру... Лешка между тем, пытаясь изобразить пещеру, густо увитую лавром, и страшно довольный своей идеей, схватил со стула куртку, натянул ее на голову, руки обмотал рукавами и завис над портфелем... Вера взглянула на Лешу и безмятежно продолжила:

...густо одетую куртками...

Хохоту было!

В школьной газете, которую пятиклассники выпустили-таки к концу года, были такие рубрики: "Самое страшное", "Самое смешное", "Самое поучительное", "Самое удивительное", "Самое серьезное", "Самое любопытное" из того, что произошло за год. Так вот, удивительно то, что одна фраза умудрилась попасть во все эти, казалось бы, такие разные рубрики. Вот она: "Как Никита с Марией Владимировной показывали телом Одиссея".

Вокруг школы с гекзаметром

Как я уже упомянула выше, процедура медленного чтения рассказана В.М. Букатовым в газете "Первое сентября". Этого же самого Гомера и мы читали медленно. Один из этапов был такой.

Дети объединяются в пары: один - медленный чтец, другой - эксперт по медленному чтению. Каждой паре нужно обойти вокруг школы. Чтец за это время как можно медленнее, но при этом сохраняя смысловой рисунок, произносит (с бумажки, разумеется) четыре строчки "Илиады", представляющие собой одно-единственное предложение. Вроде бы немного, но не то что запомнить - читать трудно, потому что, во-первых, это гекзаметр, а во-вторых, инверсии на каждом шагу.

Пары стартуют одновременно у крыльца школы. У каждого в руках листочек с текстом. А у эксперта еще и часы. Эксперт идет рядом с чтецом и проверяет, во-первых, не порвалась ли фраза, не утрачен ли смысл, оправданы ли паузы; во-вторых, точность слов, произнесенных чтецом (все неточности и разрывы фиксируются экспертом на бумажке с текстом). И, в-третьих, эксперт засекает, на каком месте человек все же сломался и закончил чтение, хотя до крыльца школы еще далеко.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки