Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

Вот и сейчас. Читаю, как тогда,
Его стихи о гении, свободе
И вечном самовластье на земле,
От коего поэту нет защиты.
И дальше не могу. Смотрю на солнце.
Там за окном оно едва проглянет
И спрячется. И я под гнетом туч
Невольно цепенею, столь тягуч
Безвременья унылый окоем,
Что мне темно и с Пушкиным вдвоем,
Настолько очертанья косной тьмы
Напоминают бесов достоевских
И до сих пор почти не изменились.
И это – наше отношенье к ним.
Но, слава Богу, солнце не замаешь

.Оно все так же освещает мрак
И незаметно изменяет климат.

Олег Охапкин. «Печальный день»

[706] ;

Не без часов песочных угломеров —
На Красной Площади всего круглей земля —
Увидит он, на сколько километров
Москва несдобровала

от Кремля!

Слава Лён. «Не мигая, хлопая ушами…»

[707].

Если, как пишет Б. Ю. Норман, «…неполнота парадигмы того или иного слова отражает состояние языковой картины мира, закрепляет результат когнитивного и коммуникативного „освоения действительности“, достигнутый в настоящий момент» (Норман 2011-б: 22), то поэтическое формоупотребление, воссоздающее элементы парадигм, утраченные нормативным языком, предлагает расширить эту картину мира.

Собственно, и аграмматизм форм лица, и преодоление лексических ограничений на образование форм, допускаемых системой языка, но не нормой, тоже делают картину мира более сложной и потому более интересной.

ГЛАВА 8. СОСЛАГАТЕЛЬНОЕ НАКЛОНЕНИЕ

Эту книжечку прочтя,

понимаешь в эпилоге —
сослагательна мечта,
изъявительны итоги…

Владимир Таблер

В современной поэзии сослагательное наклонение, преимущественно в его оптативном значении, часто становится способом экспрессивного выражения модальности, объектом изображения, структурной и смысловой доминантой текста.

У Геннадия Григорьева в стихотворении «Как бы я с этой женщиной жил…» актуализирована ирреальность предполагаемых действий:

Как бы я
с этой женщиной жил!
За неё, безо всякой бравады,
я бы голову даже сложил,
что сложнее сложенья баллады.
Дав отставку вчерашним богам,
я б

не слушал сомнительных сплетен.И отдал бы ей всё, чем богат.
И добыл бы ей всё, чем я беден.
Я б ей верой и правдой служил!
Начиная одними губами,
Я бы так с этой женщиной жил,
Что в морях возникали б цунами!
И, за нею не зная вины
(что поделаешь – годы такие…),
наблюдал я лишь со стороны,
как бездарно с ней жили другие.
Но однажды (я всё же везуч —
помогает нечистая сила)
протянула мне женщина ключ.
Поняла, позвала, поманила.
И теперь не в мечтах – наяву,
не в виденьях ночных, а на деле
как я с женщиной этой живу?
А как сволочь. Глаза б не глядели.

Геннадий Григорьев. «Как бы я с этой женщиной жил!..»

[708].

В композиции этого стихотворения длинный ряд конструкций, образно и пафосно конкретизирующих первую строку, резко контрастирует с обобщенно самокритичным коротким финалом. Эффект обманутого ожидания для читателя[709] представлен и на событийном уровне, и на грамматическом. На событийном уровне пафосная часть текста сообщает о невозможности желанной ситуации, а финал – о том, что мечта сбылась, но частично, и результат оказался противоположным желанному. На грамматическом уровне происходит изменение дейксиса (отнесения событий к моменту речи) и таксиса (временнóй отнесенности событий друг к другу). Сначала кажется, что субъект сообщает о том, что с ним происходит в момент речи, а всё описанное в сослагательном наклонении отнесено к гипотетическому будущему. Но потом выясняется, что и мечтательный пафос, и представление о счастливом будущем остались в прошлом.