Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

 в небе ослепительный звон, страстные звенят падежи,
 милый мой, пошел бы ты вон, я тебя люблю не по лжи,
 я тебя живу

не шутя, я тебя хочу, не любя, я такая, брат мой, дитя, что давно не знаю себя.

Давид Паташинский. «в небе ослепительный звон, страстные звенят падежи…»

[1245] ;

Так и живём – ни слова в простоте,
Казалось бы, пора устать казаться,
Поскольку, так сказать, уже не двадцать.
Поскольку всё не то, и мы не те,

Какими нас прикинул на листе

Фотобумаги девять на двенадцать
Фотограф. И опять не оправдаться.
И вот теперь в бездарности, тщете

И страшной скуке мы стареем тут,

Не помня времена, когда любили,
Поскольку, извини, напрасный труд…

Здесь всё без вариантов – или-или:

Мы живы – нас уже похоронили;
Мы умерли, а нас ещё живут.

Дмитрий Мурзин. «Так и живём – ни слова в простоте…»

[1246] ;

Верен каждый поворот,
моё сердце воду пьёт,
все предметы как пароль
от одной реки.
Сердце смотрит в глубину – это от любви.
Ты живи меня одну

, без меня живи.

Екатерина Боярских. «Муха по небу идёт, как по потолку…»

[1247] ;

Чей праздник здесь жил, волосами звеня?
Чьи флейты мистерий? Чьи магий мантильи?..
Меня не любили – болели меня

…(Чье сердце столиц?)… и, естественно, мстили.

Виктор Соснора. «Хутор потерянный»

[1248].

Последний из этих примеров с аномальным прямым управлением примечателен тем, что импульсом к транзитивации глагола болеть, возможно, является рифма жалели – болели. Предположительно, механизм сдвига таков: *не жалели меня → болели меня. Синонимия слов любить и жалеть в русском языке, особенно в просторечии и диалектах, хорошо известна. В таком случае сдвиг валентности порожден стиховой структурой.

Б. А. Успенский показал, что загадочные метафоры О. Мандельштама часто объясняются созвучиями, в том числе рифменными, со словами или не вошедшими в текст (Вода голодная течет ← *холодная), или вошедшими в иных, нестандартных для языка сочетаниях, формах, значениях (Песнь одноглазая, растущая из мха, – / Одноголосый дар охотничьего быта ← *одногласая) (Успенский 1996: 314, 320). Современные авторы, во многом поэтические ученики Мандельштама, распространяют эту поэтику замещения и на грамматику.

Импульсом сдвига в контекстах со словом жить являются не внутриязыковые ассоциации, а, скорее всего, исключительно когнитивная потребность заполнить лексико-грамматическую лакуну:

Бога вообще нельзя понять вне грамматики и метафизики переходности <…> Бог не просто нас творит в начале и спасает в конце (если мы сами того захотим), но он есть действующее начало во всем, что составляет наше существование. Поэтому и можно сказать, что он нас существует (Эпштейн 2007-б: 203).

В стихотворении Олега Вулфа помимо транзитивации и каузации глагола ехать имеется неологизм напить, производный от возвратного глагола напиться:

Я тебя в трамвае еду

,ты рукою помаши.
Ничего на свете нету,
кроме неба и души.
<…>
Эта устная водичка —
ни напиться ни напить,
девятиночка, синичка,
как, скажи, теперь не быть.

Олег Вулф. «Я тебя в трамвае еду…»

[1249].

Подобное обратное словообразование встречается и у других поэтов: