Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

В строчках Владимира Кучерявкина из приведенной группы примеров грамматическая персонификация поддерживается противопоставлением немоты человека звучанию мотоцикла, причем это звучание метафорически обозначено словом храп, которое вне художественного образа может быть отнесено только к живому существу.

В примере из стихов Григория Дашевского вероятна фразеологическая производность обозначения объекта формой мы от выражения быть на вы: в стихотворении есть последовательность: мы / были на вы. Не исключено, что на такую форму повлияли и фразеологизированные реликты местоимений 1‐го и 2‐го лица в винительном падеже множественного числа, известные из Библии и летописей (за ны распят, иду на вы).

В следующем тексте, вероятно, на употребление слова бес как неодушевленного повлияла контаминация фразеологизма завиваться (виться) мелким бесом и название романа Ф. Сологуба «Мелкий бес»:

Зонт в холодной руке, и волосы
Завиваются в мелкий бес

,И летят золотые полосы
Красным линиям наперерез.

Игорь Булатовский. «Зонт в холодной руке, и волосы…»

[352].

Форма бес в винительном падеже у Марии Ватутиной, вероятно, употребляется как форма метафорически собирательного существительного:

 Эммануил! Эммануил! Оглянись вокруг!
 Приглашаем тебя зарегистрироваться на Facebook.
 Если хочешь нас спасти и на крест взойти,
 Делай это, Эммануил, как все – в соц. сети.
 А у нас в Фейсбуке и`дет на брата брат,
 А у нас в Фейсбуке содом с гоморрою аккурат.
 А у нас легионы римские и пастухи,
 А за нас тут некому отмолить грехи.
 <…>
 Позабудь свой блог, позабудь свой крест, позабудь свой сад.
 Здесь загробный мир, и ступени в грядущий ад.
 Выводи на свет старосветских грешников в день шестой.
 Наша очередь останавливаться на постой.
 Отменяй все баны, фильтры и прочий бес

. В воскресенье мероприятие «Христос Воскрес».
 Сколько будет лайков! Фоточек – хоть кричи:
 Целования, яйца крашены, куличи.

Мария Ватутина. «Евангелие от Facebook»

[353].

Очевидна производность форм винительного падежа финн, тунгус, калмык от стихотворения Пушкина «Памятник» (эти слова, стоящие у Пушкина в именительном падеже, цитируются буквально, и к ним прибавляется и слово русский):

Памятник. Вот он стоит, качая головой.
В лице, в фигуре смысла – кто там разберёт.
Но проходит за годом год,
А он стоит, а ты живой.

Но я уйду, но я уйду

Шагать по облакам стопою нежной.
А тут пока с доверчивой надеждой
Гляжу на ныне дикий финн
И на тунгус угрюмый, на русский, на калмык.
Любимые слова пою на свой салтык.

Владимир Кучерявкин. «Памятник. Вот он стоит, качая головой…»

[354].

Возможно, ненормативная неодушевленность существительных в современной поэзии связана и с тенденцией русского языка к аналитизму, так как одно из проявлений аналитизма в морфологии – «не специализированные формы слов, а употребление омоформ, грамматическое значение которых уточняется выходом в контекст» (Акимова 1998: 86). Если это так, то омонимия именительного и винительного падежей является собственно языковой предпосылкой к проявлению аналитизма, а поэтическое употребление одушевленных существительных как неодушевленных создает благоприятные ситуации для развития этой тенденции.

Может быть, доказательством такой интерпретации грамматических сдвигов является следующий текст: