Читаем Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 полностью

В следующем примере грамматическая неодушевленность слова двойник, возможно, вызвана тем, что его контекстуальная референция – не человек, а жизнь (жизнь – неодушевленное существительное):

Сила жизни. Но есть ее антипод —Жизнь все время свой хвост грызет,Льется, захлебывается, претЧерез край, – превращаясь в двойник, —Как зломудрый младенец,Как сладострастный старик.Елена Шварц. «Сила жизни, переходящая в свою противоположность»[346].

У Нади Делаланд неодушевленность существительных мотылек и кузнечик связана с их употреблением в конструкции типа в горошек, в полоску при обозначении узора на ткани:

Не дари ты их мне – ни живых, ни мертвых,ни в тюремных горшках, распустивших нюни,ни в торжественных похоронных свертках,подари мне поле цветов в июне.А слабо – все поле? Чтоб днем и ночьюстрекотало, пело жужжало рядом,семантическое, ага, в цветочек,в мотылек, в кузнечик, в листок дырявый.Я бы этим полем твоим владела,любовалась, глаз с него б не сводила,и вдыхала запах бы и балдела,и бродила, и хоровод водила.Надя Делаланд. «Не дари ты их мне – ни живых, ни мертвых…»[347].

Неодушевленными предстают существительные люди, эмигрант, местоимение мы, обозначающие объекты действия в поэтических высказываниях:

Немота, немота… А на улице храпМотоцикла, везущего люди.Погоди, алкоголя непокорный холоп,Воздымаются, слышь, непокорные груди.Владимир Кучерявкин. «Занавесил окно, чтоб не жарило солнце…»[348] ; этот город виноватдобрый город виноградгде нелёгкая носиланелегальный эмигрантГали-Дана Зингер. «он – кремень из непращи…»[349] ; кто действительно видел а ктовсе мы озирал раздумываяумываясь мысленно стыдомвсевозможныемыбыли на вы на выходеуходя по-английскинемыслимыемы не былине все были домакажущиеся объёмыГали-Дана Зингер. «кто действительно видел а кто…»[350] ; Марсиане в застенках Генштабаи способствуют следствию слабои коверкают русский язык«Вы в мечту вековую не верьтенет на Марсе ничто кроме смертимы неправда не мучайте мы»Григорий Дашевский. «Марсиане в застенках Генштаба…»[351].

Такие тексты наглядно демонстрируют системную закономерность русской грамматики:

Между функциями С[убъекта]/О[бъекта] и различием одушевленности/неодушевленности существует определенное распределение, заключающееся в том, что признак «одушевленность» сочетается преимущественно с функцией С[убъекта], а признак «неодушевленность» – преимущественно с функцией О[бъекта]. <…> Обмен ролями – когда неодушевленный предмет выступает в качестве подлежащего в именительном падеже, а одушевленное существо – как прямое дополнение в винительном падеже – ведет соответственно к известному оттенку персонификации (Бондарко 1992: 49).

Перейти на страницу:

Похожие книги