Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

А любовь у Петра – одна, а свободы – две или три,
и теперь наши слезы текут у Петра внутри,
и теперь наши кости ласкает кленовый веник,
кто остался в живых, словно в зеркало, посмотри —
в этот стих про черный-черный вареник.

Александр Кабанов. «В черной хате сидит Петро без жены и денег…»

[391] ;

в первом же сумраке, когда споткнулся луч
и мигом засверкал расшибленным коленом,
еще не знали даль, стоявшую в углу,
вернувшуюся вдруг из варварского плена.
то есть она была уведена
каким-то родом туч неправых,
чья до сих пор ли седина
зияет в летучих провалах?
тогда привстав с расшибленным коленом
и меряя взором перо,
он с этим смыслом раскаленным
не думал, что полдень разрушит окно.
но, оттолкнув прозрачных сторожей,
вонзилось два или три количества
ножей.

Владимир Казаков. «в первом же сумраке, когда споткнулся луч…»

[392] ;

Человецы суть, и нам вина
Евина аукается в муке:
святота без грешности – скучна,
грехота без святности – в три скуки

!

Марина Матвеева. «Глаза тигриные»

[393] ;

два её завтра

,по всей видимости, не задержались.
только, падая, теряли свою встречу,
как цветочные горшки с балкона.

Гали-Дана Зингер. «Чужая, может быть, жизнь»

[394] ;

так и не выплыв из-под глухой земли
в море уходят белые корабли

изголодавшись море их не возьмет

над парусинными перьями запоет

про города древесная глубина

две тишины в обхвате как нет и да

и за домами имени нет воды

дверь закрывается на золотое и

ты ли тот ангел забывший нас во дворе

в тихом огне корабликами во мне

Марина Чешева. «так и не выплыв из-под глухой земли…»

[395] ;

Бары – на свалку,
лавчонки – в утильницу,
храмы…
оставлю, покуда стоят,
но и на них не хватило бы мыльницы
весом в сто совестей

, сдавленных в ряд.

Марина Матвеева. «Чернуха»

[396] ;

всегда в сентябрьском дне,
она других не знает.
ее простая речь
то медленно быстра,
то, словно две листвы

,беззвучно догорает,
к их золоту прильнув,
как нежная сестра.

Владимир Казаков. «всегда в сентябрьском дне…»

[397] ;

…когда распоротый туман
набухнет, точно две сирени

,скользнет по яхтам и домам
стрела в горящем опереньи,
и вспыхнет башня на скале
– во мглы слабеющем растворе —
для всех, заблудших на земле,
для всех, блуждающих на море,
и бросится с востока на
закат, незнамо кем влекома,
внезапная голубизна
у окаема окоема.

…тогда, сквозь минные поля,

расплавленные в датских шхерах,
всплывут четыре корабля
расстрелянных. Четыре – серых.

Олег Юрьев. «Письмо с моря, июль 2000 г., отрывки»

[398] ;

У каждой темноты

московскойиль петербургской – есть дворы,
есть улицы
но заткнут пробкой
какой-то угол до поры.

Ксения Букша. «У каждой темноты московской…»

[399] ;