Грань

Я раздолбана в хлам. Только что от меня уехал любовник, уехал к «своей официальной» отмечать достижение целей, а меня оставил подыхать… э-э-э, блин… отдыхать: провожать глазами его фары.

Как меня так угораздило? Неужели мне нравится так? Ладно, перед ним шифруюсь, чтобы в грязь лицом не ударить, а то еще, не дай Бог, жалеть начнет. Может, жду, что ему самому надоест.

Только зря жду, по-моему — его-то все устраивает. Две лучше, чем ни одной — и он безжалостен. А потому, что не за что жалеть. Ему. Себя. А меня? Только по факту. А по факту — это только то, что он видит. Что он видит? То, что я показываю, наверно.

Редко со мной такое бывает, но именно сейчас, когда он там с ней отмечает, я тону. Тоже мне, придумала. Ведь когда тонешь — разве ж это кстати? Это всегда некстати. И мне хочется, чтобы он спас, как тогда, от Михи. Или не он, а кто-нибудь. Жаль только, я не знаю, кому поручить это щекотливое дело — не привыкла, чтоб меня спасали.

— Мамочка?.. Мам Лиль?..

Застоялась там, замечталась. Расклеилась. Не услышала телефона.

Слышу мамино, произнесенное тихим, упавшим голосом: — Катюш… — и тут же моментально соображаю, какая я пустоголовая дура, из-за какой фигни переживала.

Ведь я живу так, как мне хочется и все у меня есть, по крайней мере, то, чего я сама хотела. Живу, гружусь там чем-то левым и не слышу, что мне поздно вечером и уже не первый раз звонит мама. Обычно мама так поздно не звонит и мне уже только поэтому давно полагается быть жутко встревоженной.

Встревоженность накрывает-таки, когда беру телефон.

— Катюш, да у меня… словом, ничего серьезного, просто…

— Мам Ли-и-иль?! — верещу уже почти.

— Нет-нет, нормально все у меня. Все в норме. Анализ подтвердил.

Испытываю настолько громадное облегчение, что даже не сразу додумываюсь спросить, почему ей так срочно понадобилось сдавать этот самый анализ — просто рада, что он таким хорошим оказался, ишь, вон, подтвердил.

Но тут мне стукает в голову, что она недавно говорила про предстоящее обследование.

— ЦТ показала, — говорит мама, — нет признаков миокардита — на который меня постоянно на ЭКГ проверяли, — поясняет она. — Просто сегодня ж нашу школу «принимали», а я не попала. Так жалко…

Бо-же, думаю, какие эти «взрослые»… дети, когда не надо.

* * *

Взрослые… На самом деле никакие они не взрослые.

Май — маета… Забавно, что в русском так. И у меня тоже так.

Мне кажется, мы сто лет уже так живем. Что я всю свою сознательную жизнь вот так долблюсь… и прячусь… Стоп, а вот это уже из другой пьесы.

Нет, все-таки ограничения во всех вызвали такую атрофию, что люди сломались. Никто не верит в возвращение нормального. Помимо этого, стагнируют и шопинг, и путешествия. Вот туроператоры и идут в разнос — разбрасывается никому не нужными путевками за бесценки. У них сезон горит.

Так, посмотрим…

— Привет, — Рик берет телефон и будто ушам не верит — не он звонит мне, а я — ему. Но вроде обрадован.

— Привет.

Когда, блин, номер сменишь. Мой удалишь. Да я не знаю, что. Достало шифроваться и «не звонить и не писать» — а мало ли, увидит Нина. Не говорю, конечно — думаю.

— Счет готов? — спрашивает он, подразумевая «школу».

— А то.

О деньгах, о деньгах все. О деле… Достал — я ж не за тем тебе звоню…

— Я тут нашла кое-что у себя. Ты забыл. Завтра на объект завезу тебе.

— А, нашла? — радуется он. — Прикинь, в Шверине достался. Номер брал, на рассылки подписали — выиграл. Сроду не выигрывал ни в чем.

Pech im Spiel — Glück in der Liebe. Не везет в картах — повезет в любви. И наоборот.

— М-да, уже что с ними только не делают, с путевками. Только что на макулатуру не пускают. Так, минуточку…

Выходит, он и правда не «нечаянно» забыл это у меня в сумке.

— Ну да, тебе оставил.

— Мне зачем? Езжайте с Ниной.

— Нет, я тебе оставил.

— Очень смешно.

— Да… — мнется он, будто не знает, как сказать.

— Что, Нина плавать боится?..

Она ж вроде спортивная — лыжи, палки. Туда, сюда…

— …или в круизах скучает?..

Динамичный отдых любит — да тьфу на нее, мне без разницы.

— Наверно. Боится. И скучает. Не знаю.

О. Май. Гад. Да он же не…

— Со мной, что ли, намылился? — спрашиваю просто.

— А почему бы и нет?

— Да пожалуйста, мне ж только график расчистить, — шучу я. — Сто лет не была в отпуске. И еще сто лет, наверно, ждать придется, пока опять пойдут круизы. Только как объяснишь потом?

— Че — объяснишь?..

— Длительное отсутствие. И, типа, где ты и что будешь делать.

А то это ж тебе не Первомай: на Госларскую — и пиво пить…

— Был бы круиз, а объяснить всегда как-нибудь можно.

Он вроде даже обижается немножко, что я еще выделываюсь и что могу даже оказаться не такой спонтанно-свободной, как на Первое мая. От этого вид у него делается, как у не повзрослевшего мальчишки, которого кореша застукали с игрушкой, играть в которую ему давно и безнадежно поздно: ему и стыдно вроде, и вместе с тем он не теряет надежды, что все-таки не заприкалывают, а доиграть дадут.

Не знаю даже, жалеть мне его, наезжать или смеяться.

В общем, ваучер остается у меня. Думаю, моя догадка верна: Нина не любит теплоходов или может, успела объездить все моря — он мне его подбросил.