Грань

– Господи! Ну что вы говорите, зачем знакомым людям знакомиться, когда у них есть общие воспоминания! – Ленечка встрепенулся, тряхнул хохолком, как молодой петушок на насесте, и соскочил с узкой скамейки. – Что вы думаете! Мы с товарищем Берестовым прорывались недавно и совместно мимо хамской бабы. Жуткая, между прочим, баба, из натурального крестьянского назьма, как говорят в Сибири. А что же вы стоите, Степан Васильевич, присаживайтесь, хоть небогато, но от души. А это сын мой, гость дорогой, из Москвы приехал, чистым воздухом хочет дохнуть. Кстати, вот с ним вы познакомьтесь.

Мужчина поднялся и протянул узкую, слабую ладонь с тонкими пальцами.

– Леонид. Леонид Леонидович.

В отличие от отца он был не так говорлив, лишь приветливо улыбался, но взгляд сквозь стекла золоченых очков был внимательным и холодным.

Степан присел за столик, еще раз оглядел богатое угощение, вспомнил, что с утра ничего не ел, и в то же время судорожно передернулся, понимая, что ни кусочка со столика не возьмет – нормальная, свежая еда казалась противной даже на вид.

– Да вы не стесняйтесь, колбаски вот, московская, – мягко предложил, не переставая улыбаться, Леонид Леонидович и подвинул поближе тарелку. – Попробуйте, здесь края голодные, такого не увидишь.

– Да, это точно, не увидишь… – протянул Степан, вспоминая Серегин скандал в магазине. Ему хотелось подняться, выматериться и уйти, но он заставлял себя сидеть, пытаясь до донышка уяснить – почему такие разные люди, как Головин, Ленечка с сыном и еще милиционер, оставшийся на палубе, оказались вместе. Для дела, для работы? Так катер стоит на якоре. Для выгоды Головина? Так какая ему выгода от Ленечки? Бесплатно постричься? Непонятно было.

Тем временем в кубрик спустился милиционер, совсем молодой парень с буйным, во все щеки румянцем, с пухлыми, по-девичьи сочными губами, но уже уверенный, хорошо знающий себе цену и потому чувствующий себя в этой компании равным: по-хозяйски расположился за столиком, налил водки, выпил и принялся закусывать икрой без хлеба, оглядывая всех по очереди круглыми голубыми глазами.

– А как товарищ Бородулин поживает? – встрепенулся Ленечка, заполняя возникшую паузу. – Я его давно не встречал.

– Живет, – неопределенно ответил Степан. – Вроде нормально живет.

– Привет ему обязательно от меня передавайте, большой привет и глубокое уважение. Я к хорошим людям всегда с глубоким уважением. А вы угощайтесь, угощайтесь, Степан Васильевич…

Степан отговорился, что он только недавно из-за стола, а пить вообще не рискует – вода дурная, да еще на лодке, долго ли до греха. Говорил, морщась от собственной лукавости, а сам напряженно продолжал ждать – когда же начнется главный разговор, ведь не для закуски-выпивки его сюда позвали, может быть, и на якорь у Глубокой стали специально – глядишь, занесет попутным ветром. Необходимо было досидеть, не ерепенясь, до конца, и Степан говорил невпопад то о погоде, то о нынешнем большом половодье, а сам наблюдал, как лихо пьют, закусывая икрой, хлебая ее расписанными деревянными ложками, молодой милиционер и Головин, как мелким бисером выкатывается у них на лицах жаркий пот. Ленечка не трапезничал, сложив руки на острых коленках, он потряхивал хохолком и улыбался. Леонид Леонидович только пил, отдельно поставив возле себя бутылку с нерусской наклейкой и с длинным, вытянутым горлышком, не закусывал и холодно поглядывал через тонкие стекла золоченых очков на Головина и милиционера, шумно жующих, изредка, проницательно, – на Степана. Он как будто примеривался ко всем троим.

Наконец-то Головин отвалился от столика, икнул и вытер платком потное лицо, после еды и выпивки оно стало у него совсем благодушным.

– Ну вот, а теперь можно и об искусстве потолковать. – Он громогласно, раскатисто хохотнул и безо всяких примерок сразу взял быка за рога: – Дело у нас к тебе, Берестов. Ба-а-альшое дело, на сто миллионов, да ты не пугайся.

– Пока пугаться нечего.

– Во, правильно, пугаться нечего. Значит, так. Хорошие люди? – Он показал на Ленечку и Леонида Леонидовича. – Хорошие. Это я тебе точно говорю. А хорошим людям надо помогать. Друзья к Леониду Леонидовичу должны подъехать, тоже москвичи, на отдых, мы тут поглядели, поглядели, и самое лучшее место, палаточки там поставить, прочее, короче, возле старицы… Ну, сам понимаешь…

Головин не договорил, но договаривать и не требовалось, так было ясно, чего они хотят от Степана. Все ждали ответа. Степан едва-едва не выпалил отказ, но в последний момент спохватился – ведь если он сейчас пошлет их подальше, они найдут другое место, уже на участке Головина, и будут там жировать, никого не опасаясь. Как ни противно было, но пришлось хитрить, и он уклончиво ответил:

– Посмотрим…

– Ну вот, договорились. – Головин хлопнул литой ладонью Степана по плечу и подмигнул Ленечке. А тот заулыбался еще приветливей и зачастил:

– Я всегда уверен был, товарищ Берестов, что вы вполне приличный человек, всегда был уверен. А что вы думаете?!