В ответ первый стражник гневно воздел руки в преддверии яростной отповеди… и плавно съехал по стенке на пол. Сплюнув, его напарник удалился за стол. Послышалось сочное бульканье.
Михаил отстранился от люка, шагнул назад и едва не заорал, различив во тьме серебряные блюдца огромных глаз. Под серебром угадывалась массивная тень хищного силуэта. Слова и мысли закончились. Враз.
Одобрительно кивнув, годок развернулся и неспешно удалился.
— Валим, — рядом возник Шарет.
— Погоди, я щас сознание потеряю.
— Ополоумел?! — Стегардец вцепился в плечо приятеля. — Живо уходим…
— А я годока видел, — сказал Михаил, подчиняясь рукам, влекущим прочь.
— Рад за тебя…
В камере их с нетерпением ждали.
— Ну как? — спросил Труг. Взяв у Корноухого принадлежности поджога, он торопливо спрятал их под ворохом тряпья.
— Мик годока видел. — Шарет с облегчением приютился у стены и шумно перевел дух.
— И все?
— А почему тихо? — раздался женский голос. Ваарки проявили любопытство.
— Да горело-то сущие пустяки… Чуток подымило в караулке, о чем яроттцы, если так будут квасить, поутру и не вспомнят, — ответил Михаил.
— Не томи, — резче, чем следовало, сказала Дзейра.
— Если вкратце, то по стоку можно попасть в лекарскую, где и познакомиться с парочкой караульных.
— И что нам это даст? — непонимающе спросила Дзейра.
— Потенциал.
— Чего сказал?
— Существует три явных выхода — караулка при арене, контора Чедра и большие непрошибаемые ворота. Вот и думайте. А я вздремну.
Михаил улегся и, свернувшись калачиком, подготовил себя к приходу сна. Дискуссии хороши на свежую голову. Сомнениям здесь не место — решение уже готово, остается только его найти.
— Мик, ты такая сволочь, что даже мне нравишься, — хмыкнул Труг.
Новый день решил изменить устоявшийся распорядок. Отгремели бои и после весьма прозаичного обеда, прошедшего в тягостном молчании раздумий, на пороге камеры заговорщиков возник годок. Его появление ввергло команду в ступор. Птице-лев редко являлся народу, выбираясь из кельи-одиночки исключительно к раздаче еды. Обслуживали его последним — надо полагать, сливали остатки.
— Привет, — нарушил молчание Михаил. Шарет и Дзейра вздрогнули.
Перегородивший выход годок удовлетворенно кивнул и шаркнул когтями о плитки пола. Звук получился неожиданно громким.
— Мне понравилось, что ты сделал, — пробасил он. — Ты поступил согласно заветам Великого Отца — врагу спуску не давать ни в силе, ни в слабости. Достойно уважения. Пройдем ко мне…
— А… зачем? — Михаил беспомощно огляделся. Компания выглядела не менее озадаченной.
— Давно не говорил ни с кем… Это плохо. Не по завету… Хочу поговорить с воином.
— Да… конечно. — Михаил встал и внутренне подобрался. К вечеру у него появится новый союзник. — Идем.
Потратив десяток минут на путешествие, они обстоятельно, не тратя времени на лишние слова, расположились в логове годока. Молчаливая жестикуляция нового знакомого заставила Михаила повременить с вопросами. Щелкнули, приподнимаясь, надкрылья — годок сердито завозился в неопределенном наборе телодвижений.
— Помоги левое надкрылье поднять, — сдался годок, поворачиваясь к Мику боком. Михаил помог. В розовато-белых складках мышц блеснул металл. Зрелище интриговало. — Теперь отведи крыло и засунь в открывшуюся пазуху руку. И тяни.
Из плоти выдвинулась помятая литая фляга. В ней глухо булькнуло, заставив птице-льва удовлетворенно рыкнуть. С немалым усилием выдернув тару из мышечного захвата, Михаил неуверенно взвесил ее в руке и присел в ожидании объяснений.
— Наша фамильная тайна, — буркнул годок. — Всегда с собой, понял… А яроттские уроды подрезали мне крылья и повредили лишние связки… Прикинь, как обидно? Близка добыча, да не схватить…
— Рад, что помог.
— Да ты расслабься… Сейчас накатим чутка, как учил Великий Отец, и поговорим за жизнь. Ты гость, будешь первым…
Михаил сделал добротный глоток и выпучил глаза. Огненная комета обрушилась в желудок и закрутилась нешуточным пожаром. Отчаянно зачесались уши…
— Вижу пошло… — Годок щелкнул клювом. — Меня зовут Трейч. Племя Рейспил.
— Мик.
— Давай по второй…
В последующие часы Трейч говорил без остановки, делясь неоспоримо интересными фактами биографии. Он упомянул о великих пирушках, родном городе Ардпри и о пестуемом им саде… О боги, не сад, а мечта — баллада цвета, сказание о красоте и гармонии — великая ботаническая феерия. Михаил помотал головой в попытке проследить хитросплетения годокского повествования.
— А сюда ты как… от цветов… да и вот почему? — Он приложился к фляге. В голове шумело.
— Да ты не нюхай, не нюхай из фляги-то… мозги сорвет… Семейный рецепт, понял? А попал я сюда просто — старейшины приказали, я пошел. В плен у Большого залома близ Эринзаса попал… А жадность Чедра привела в Эгор. Прикинь, они меня сюда запихнули, крылья оторвали, а выпускать на арену дрейфят… Смекаешь? Я ж им там глаза по самые яйца могу…
— Чего, так и сидишь тут?
— Сижу… На, хлебни.
— Яроттцы козлы.
— Воистину.