Грань бессмертия

— В то время Браго уже не видел. Забегая вперед, я должен сказать, что проблема зрения до сих пор не решена нами полностью. Правда, он уже может читать. Точнее — расшифровывать отдельные буквы и простые геометрические фигуры, но количество рецепторных элементов, к сожалению, незначительно по сравнению с сетчаткой человеческого глаза, а следовательно, и острота зрения невелика — он видит все как бы в тумане.

— Однако в «Грани бессмертия» он воспользовался снимками… — вспомнил я об открытии де Лима.

— Да. Он упорно стремится к реальности. В таких случаях кто-либо просто рассказывает ему все, что видит.

Боннар опять спрятал ленту и принес следующую.

— Вот сама «Грань», — сказал он, разматывая и подавая мне рулон. Это был текст совершенный и до форме и по содержанию. Множество машинописных поправок позволяло судить о самом творческом процессе.

— Браго много читает. Несмотря на то что чтение буква за буквой кажется занятием весьма кропотливым, он в совершенстве овладел этой способностью. Кроме того, нейродин способен воспринимать и анализировать информацию гораздо быстрее, чем естественный мозг.

— Неужели возможно создание искусственного мозга, более совершенного, чем человеческий?

Боннар внимательно посмотрел на меня, словно стараясь прочесть на моем лице какую-то затаенную мысль, потом взял у меня рулон и начал медленно сворачивать его.

— Мда, — начал он вдруг, словно принимая какое-то трудное решение. — Психологические и общественные последствия эксперимента гораздо серьезнее, чем вы думаете… То, о чем я говорил до сих пор, — лишь одна сторона медали. Решение как можно дольше сохранять в тайне по крайнем мере некоторые факты имеет еще одну весьма важную причину. Как вы, вероятно, заметили, Браго пишет все лучше. Возникает вопрос: является ли это проявлением естественного созревания его таланта или же вытекает из свойств самоорганизации нейродина. Так вот, все указывает на то, что происходит последнее. Опухоль в мозгу и последующий перенос личности Браго на нейродин вызвали весьма серьезные нарушения психической деятельности, не говоря уже о значительных пробелах и деформациях в записи памяти. Несомненно, все это должно было повлечь за собой регресс, а не развитие таланта. Впрочем, вначале так и было. Однако последние годы, несмотря на трудности эмоционального характера, переживаемые Браго, мы замечаем явный и быстрый прогресс. Нейродин позволяет достичь того, что мы называем гениальностью. А это накладывает на нас ответственность несравненно большую, чем даже открытие перспектив бессмертия. В данном случае речь идет не столько о гениальности писателя и художника, сколько о гениальности ученых, администраторов, политиков… Думаю, нет нужды объяснять, что это значит!

— Может быть, мы наконец сможем разрешить все проблемы нашего мира…

Боннар неприятно рассмеялся.

— Вы наивный оптимист. Каждое открытие выдвигает новые проблемы и создает новые осложнения. Разумеется, темпы развития науки и техники резко ускорились бы и множество теперешних забот перестало бы нас волновать. Но повышение уровня интеллектуальных возможностей еще не определяет целей, которым они будут служить. Пожалуй, нет открытия и изобретения, которое нельзя было бы использовать против человека… Вы думаете, нейродин не может явиться средством порабощения человечества?

Я чувствовал, как мне передается беспокойство, которое, вероятно, в течение многих лет мучило этого необычного человека.

— Понимаю. Однако, боюсь, столь сенсационное открытие не удастся скрыть. Насколько мне известно, над нейродином работают ученые не только в нашей стране. Есть ли гарантия, что где-то… — я замолчал, ожидая, что он скажет.

— Гарантии нет… — Боннар замялся. — Видите ли… Мы стараемся заблаговременно противодействовать развитию исследований в опасном направлении. Дело в том, что ни самые толстые стены, ни железные занавесы не спасут от опасности. Гарантией, если в данном случае вообще можно говорить о какой-либо форме гарантии, является полный обмен информацией и запрет проведения научными центрами серьезных экспериментов, не гарантирующих, что результаты исследований будут использоваться в соответствии с интересами общества. Нейродин не должен попасть в руки бандитов и преступников…

— Не совсем понимаю. Вы, профессор, серьезно считаете, что преступный мир может заинтересоваться нейродином?

— Вы думаете, что преступники и бандиты встречаются только среди «обычных» правонарушителей? Жажда выгоды и расизм, не говоря уже о желании овладеть миром, приводят к особо опасному для человечества гангстерству. Нетрудно представить себе, во что превратился бы нейродин в руках Гитлера и концерна «ИГ Фарбениндустри»! Лучше ограничить масштабы исследований, чем допустить, чтобы нейродином завладели сумасшедшие и торговцы…

— Вы думаете, удастся задержать прогресс?

Он гневно взглянул на меня, потом, поморщившись, сказал: