Грань человечности

Все время, с того момента, как бывший геолог стал во главе сначала небольшого отряда выживших, а после – и целого поселения, он воспитывал в себе жесткость. Не давал спуску ни себе, ни людям. Оступишься – все. Сожрут. Оно и раньше человек человеку совсем не друг, товарищ и брат был, а после того, как вся нежно взращиваемая веками цивилизация рухнула, стало еще хуже. Чтобы выжить, нужно было стать хищником. И желательно – самым опасным. До сегодняшнего дня у него это получалось вполне успешно.

Привычная жизнь закончилась двадцать лет назад, когда радиостанция геологоразведочной экспедиции разразилась сигналом атомной тревоги. Сначала они не поверили. Посчитали глупым розыгрышем. Задумались, лишь когда пропал сигнал и в эфире не осталось ничего кроме завывания статики. Ни на одной из частот. Везде сухой треск. Ни развлекательных радиостанций, ни позывных других отрядов, блуждавших по тайге, ни переговоров военных или спасателей. И так – несколько дней.

Нет, они слышали, не могли не слышать далекий грохот. Видели вспышки, озаряющие небо далеко на горизонте. Видели, что солнце зашло и всходить не собирается. Но одно дело видеть внешние признаки, и совсем другое – поверить. Верили они совсем в другое. Человеку вообще свойственно верить в лучшее. Однако покидать импровизированный поселок в три избы геологи не решались. Когда почему-то никак не начинается день, а с неба валит снег вперемешку с пеплом – как-то оно боязно.

Первым слетел с катушек обычно спокойный и уравновешенный Серега. За несколько дней до того, как рация издала пронзительный вой и навсегда пропала связь со спутником, через который геологи ходили в интернет, он разговаривал с женой по видеосвязи. Та показывала Сереге дочку. Маленькую, пухленькую и забавную девчонку, родившуюся сразу после Серегиного отъезда. Он просто вышел из избы, когда все спали, забрал ружье, часть припасов и снегоход, и растворился в темноте. Куда он поехал, как собирался добираться до и без того далекой, а сейчас и вовсе недосягаемой Москвы – непонятно. Но он ушел. Чтобы никогда не вернуться.

Потом, спустя два года, Андрей нашел снегоход, на котором уехал Серега. Японская машина больше походила на смятую консервную банку, но в том, что это был именно тот снегоход – сомнения не было. Оставалось только гадать, с чем именно столкнулся Сергей. И, к сожалению, догадки были.

Первые три года они оставались там же, на базе экспедиции. Сложилось так, что кроме Сереги семейных среди них не было. Потому и идти было, по большому счету, некуда. Вот и остались. То ли надеясь дождаться эвакуационного борта, то ли просто боясь дойти и узнать, что лучше было остаться. Пытались охотиться – с трудом, но удавалось найти дичь. Правда, со временем делать это было все сложнее. К исходу третьего года они практически не разговаривали друг с другом – о чем? Вспоминать былое, высказывать вслух надежды, которые, скорее всего, были пустыми? Они успели это сделать по тысяче раз уже. Новых тем для разговора не было. Все общение сводилось к скупым бытовым фразам: «Сходи за водой», «Надо почистить снег», «Какая сука доела рис?». Сложности начались, когда припасы стали подходить к концу, а силки и капканы – все чаще оставаться взведенными. И пустыми.

Сейчас Андрей не помнил, с чего началась ссора. Скорее всего, из-за какой-то мелочи, типа неплотно запертой двери или потухшей по чьей-то вине печи. Очень быстро перепалка переросла в серьезную свару. В ход пошли обвинения в крысятничестве, в воровстве и поедании припасов в одиночку. А потом Антон, здоровенный бугай, заросший сейчас бородой по самые глаза, схватился за нож и медленно пошел на Андрея, пытавшегося угомонить ссорящихся.

Было страшно. Высокий и плечистый Антон, казалось, занял все и без того тесное пространство избы. Дверь была за его спиной, и Андрею не оставалось ничего, кроме как медленно пятиться назад. Остальные прижались к стенам и молча наблюдали. Вмешиваться никто не хотел – Антон был самым сильным из них. Да и… да, все верно. Хоть какое-то развлечение.

Именно искорки интереса, промелькнувшие в глазах товарищей по несчастью, и сорвали ему крышу. К тому моменту отступать было уже некуда – в спину дышал жар раскаленной буржуйки, а Антону оставалось сделать всего пару шагов.

«Интересно вам? Зрелищ захотели? Хорошо. Сейчас вам будет зрелище!».

Он аккуратно завел руку за спину, пытаясь найти нужный предмет. И нашел. Как раз, когда Антон на секунду замер, перед тем как ударить зажатой в руке финкой.

Ухватившись за ручку сковородки, собственноручно поставленной на печь пару минут назад, он сделал шаг в сторону и резко взмахнул рукой, выплескивая раскаленный жир прямо в лицо нападающего.

Антон взвыл и упал на колени, прижав к лицу большие ладони, а Андрей шагнул вперед, перехватил сковородку двумя руками и нанес удар. По дуге, сверху вниз и снова вверх. Ребро тяжелой чугунной сковороды врезалось в голову отнявшего на миг от лица руки Антона, ломая носовую кость и вбивая ее внутрь. В мозг.