Гранат и Омела (СИ)

Из плотно сжатых губ Дамиана вырвался сдавленный свист. В его груди, под ее левой ладонью, завибрировал рокот. Не тот влажный, грозящий обернуться кровавым кашлем, а сухой, горячий, как его кожа. От этого звука у Авалон перехватило дыхание. Несколько мгновений она не могла вдохнуть — в животе появилась острая колючка, которая растворилась жгучей лавой и обожгла вены.

— Они предложат тебе гранат, и вкусив запретный плод, ты будешь навсегда потерян. Остерегайся даров вёльв, иначе плоть Лилит навсегда станет твоим желанием, и ты будешь потерян для благословения Князя. Крепи свою веру. — Губы его двигались, он с жаром спешил проговорить все слова, но получалось это все равно медленно. Он весь был напряжен, как перетянутая тетива.

Авалон подняла голову и посмотрела ему в глаза. Под тенью черных ресниц радужки его глаз снова казались темно-багровым, тягучим медом. На щеках запеклась кровь.

— Я не предлагаю тебе гранат, Дамиан, — прошептала она. — Я предлагаю тебе себя… и жизнь.

Он закрыл глаза. Из горла вместе с решительным выдохом вырвался рык. Авалон видела, что он этого не хотел. Он не хотел этого хотеть.

Однако перетянутая тетива все-таки лопнула.

Одной рукой он схватил ее за талию, другой — сзади за шею, и привлек к себе. Впившись в ее губы, он поцеловал ее крепко, с исступленным отчаянием. Потом отстранился, продолжая рычать, будто дикий зверь, загнанный в угол, и прислонился лбом к ее лбу. Лицо Авалон обдало горячим дыханием. По ее телу молниями метались искры. Как вдруг ее охватил ужас. Что за безумная мысль ее посетила — отдаться инквизитору? Почему, чувствуя его сопротивление и отвращение, она им наслаждалась? Что было куда хуже — она жаждала большего. Ей хотелось, чтобы этот зуд страха, метавшийся по ее коже, не прекращался. Чтобы ужас, развернувшийся в животе, поглотил ее целиком. Но что нравилось ей больше всего — осознание, что она выживет, несмотря ни на что. Выживет с помощью инквизитора, для которого их связь, видимо, уже сама по себе станет наказанием.

Он вновь ее поцеловал. Мысли Авалон развеялись, словно облака, гонимые злым ветром. Она почувствовала, как Дамиан пропустил ее волосы между пальцев. Кожу головы покалывало, и эти искры быстро, точно пожар, перескочили на шею и вдоль позвоночника до самых ягодиц. Он намотал ее волосы на кулак и потянул. Она простонала от боли ему в губы и ощутила, как он прикусил ее губу до крови. Она ахнула. Этот поцелуй — дикий, с ненавистью и раздражением, — и эта боль, граничащая с удовольствием, почему-то показались ей правильными. И это было самое неправильное.

В голове появлялись, точно озаренные вспышками молний, воспоминания о латных перчатках инквизитора, о кровавых ранах на бедрах, о мерзких пальцах Филиппе. В том, как они собирались воспользоваться ею, не было ничего от нее самой, от ее желания и воли. В том, как до последнего сопротивлялся Дамиан, ей чудилось возмездие, вселившее в нее уверенность.

Она опустила руки и нащупала натянувшиеся штаны. Он ведь желал только исполнить условие кровавой сделки? В груди грохотало сердце, и Авалон уже не понимала, чье. К ее нижним губам прилила кровь. Тянущее ощущение усилилось. Кожа ее превратилась в тлеющий уголек, который ярко разгорался от обжигающих прикосновений Дамиана.

Его вьющиеся волосы спутались, и Авалон очень захотелось дотронуться к ним, запустить в них руку. Желание столь сильное, что даже стало покалывать пальцы. Однако она не решилась. В подобном жесте было столько личного, что она просто не могла себе позволить заходить так далеко.

Дамиан отстранился — из глаз опять потекли кровавые слезы. Авалон хотела вытереть их, но он по-злому перехватил ее запястье и оскалился, словно зверь. Ей показалось, что он сейчас ее ударит, но черты его лица исказило неукротимое желание. Его выдержка словно подернулась рябью, точно воздух, трепещущий над костром. Удерживая обе ее руки одной своей, свободной он дотронулся к ее ключицам, провел пальцами вниз, к груди, оставляя пылающий ожог. Авалон не могла освободиться. Тревога прильнула к ней, словно тень. Авалон хотела сбросить его хватку, но Дамиан только сильнее перехватил ее за запястья и провел по округлости левой груди. Несмотря на просыпающийся страх, кожа ее покрылась мурашками. Он усмехнулся, похоже, довольный реакцией ее тела и отпустил ее руки. Облегчение едва не подогнуло Авалон колени.

Дамиан вдруг наклонился, поцеловал ее в шею и провел большим пальцем по соску. Ноги резко перестали ее держать, и она ухватилась за его широкие плечи. Твердые, надежные, жилистые, словно корабельные канаты.