Им нужно было бежать, но упоминание Эдуарда распалило его, воскресив в памяти последние дни короля.
— Будь осторожен с презрением, Дамиан. Остерегайся его, ибо оно поглотит тебя целиком. Презрение — последняя ступень перед гордыней, тяжелейшим грехом человеческим. Ее трудней всего усмирить и излечиться от ее скверны.
— У нас нет времени на проповеди, Ваше Преосвященство, — упрямо сказал Дамиан и потянулся к наставнику, чтобы помочь ему встать. — Нам еще пробираться обратно. А к утру желательно быть отсюда как можно дальше.
Симеон отбросил его руку. Дамиан почувствовал себя преданным.
— Я не буду убегать от ложных обвинений. Если Ерихон желает фарса, он его получит. У него нет ни одного доказательства моего пособничества вёльвам. Я укажу на допущенные несоответствия и ошибки, и синод примет верное решение. Если только Горлойс не прикажет меня освободить сразу же, как приедет.
— Горлойс не будет вас освобождать! — взвился Дамиан, свирепея от упрямства наставника. — Они с Ерихоном заодно!
Симеон решительно покачал головой и сложил руки на коленях.
— Я смогу тебя защитить только, если останусь. Мой побег лишь подтвердит их обвинения. Корона из омелы сейчас на челе Горлойса, и даже если он поверит в обвинения, я могу просить о снисхождении.
— Да шлюхин род, Симеон, повзрослейте вы уже! — рявкнул Дамиан, обескуражив обоих: и наставника, открывшего рот, и Вареса, обернувшегося с округлившимися глазами. — У Горлойса корона не из омелы, а из говна! Вы угрожаете его правлению! Тем более попытками меня защитить! Я не желаю вашей смерти в обмен на свою жалкую, бессмысленную жизнь!
Дамиан замолк, полностью выдохшись. Щеки его пылали от гнева и стыда за резкие слова. Он видел тень разочарования в глазах Симеона, и это было больнее всего. Но лучше живой и разочарованный, чем оставшийся при своем и мертвый.
— Твоя жизнь не бессмысленная, мальчик мой, но тебе нужно меня…
— Не желаю ничего больше слушать! Варес, поднимай его, раз он сам отказывается идти.
Варес, разминаясь, повел плечами и направился к Падре Сервусу.
— Отставить, капитан, — повелительным голосом приказал Симеон, но наткнулся ровно на ту же отговорку, что и недавно сам Дамиан.
— Можете поцеловать меня в задницу, святой отец. Я не подчиняюсь вашим приказам. Вы больше не Падре Сервус.
С этими словами Варес подхватил его на руки, несмотря на протесты, и Дамиан пошел вперед, проверяя путь. После освещенной комнаты его глаза не сразу привыкли к темноте, поэтому двигался он осторожно, останавливаясь от каждого шороха. Однако на лестнице они никого не встретили. У выхода Дамиан замедлился, спускаясь в холодную воду. Он был на грани: эмоции бурлили в нем, точно лава, и грозились взорваться извержением ярости. Хоть спасение Симеона и шло по плану, он не мог отделаться от чувства предательства, которое обожгло его, когда наставник отвел его руку. И то, что он защищал Эдуарда, несмотря на все его чудовищные поступки. Храм не прощал короля, гневался и осуждал, а Симеон почему-то решил, что человеческая природа угодна Князю. И сомнения Эдуарда тоже угодны Князю. Тогда и его собственные сомнения праведны? Дамиан злился на себя. Злился и не понимал, почему каждый раз возвращается мыслями к моменту на источниках. Что-то в словах Симеона задело его, точно рыболовный крючок, и дергало каждый раз, когда в его воображении всплывали мысли о ней. Дамиан с трудом удерживался от вывода, что Симеон предал Храм и предал самого Дамиана даже раньше, чем отверг его помощь.
Сжав челюсти, он нырнул в воду, надеясь, что хотя так охладит свой пыл, и почти сразу выбрался с другой стороны входа. Сделав глубокий вдох, он нырнул еще раз и помог Варесу, подхватив Симеона под руки. Вытащив его на поверхность, он дернул головой, отбрасывая со лба мокрые волосы. Рядом вынырнул Варес и тут же перехватил Симеона. Дамиан ждал очередной попытки спорить, но наставник молчал. Даже выражение лица не поменял: такое же осуждающее. Обида полоснула Дамиана острым лезвием. Он надеялся, что Симеон оценит его поступок, будет рад его видеть, с благодарностью примет помощь, но реальность оказалась куда более жестокой. Придя с распростертыми объятиями, он получил под дых.