Гранат и Омела (СИ)

С момента разговора в Розовых Садах время тянулось, как патока, и Авалон извелась от страха. Каталина успокаивала ее, утверждая, что Бас и Хорхе защитят ее, но в конце концов, поверженная своими ночными кошмарами, Авалон притащилась к Хорхе и попросила помощи.

Мужчины находили спасение в силе. Она не раз проходила возле ристалища и видела, как неистово они бьются. Она замирала у ворот и молчала наблюдала, притаившись у приоткрытой створки. Авалон завидовала их силе, ловкости и умению управлять своим телом. К тому же, ни один из мужчин никогда не был вынужден лежать на алтаре, глядя в небо. Ни одного из них не хватали грубые пальцы с обломанными ногтями за бедра, не оставляли на них царапины, чешущиеся даже спустя много лет. Никому из них не задирали юбки. Они не были уязвимы.

Авалон же была лишена как физической силы, так и нормальной магии. Да, она прошла испытание Владычицы Вздохов, она не исторгла из себя зерна граната. Но с каждым днем, месяцем и годом, проведенным здесь, она чувствовала себя самозванкой — магия в ее теле даже с зернами граната была слабой и неповоротливой. И Авалон каждый раз мысленно возвращалась к моменту, когда сглотнула подступившую тошноту. Она знала, что ее должно было стошнить — тело отторгало магию. Авалон должна была остаться в деревне. Но она обманула судьбу. Обманула всех, кроме самой себя и магии, которая не желала ей подчиняться.

Придя к Хорхе, который напоминал леопарда, гибкого и стремительного, она надеялась, что он за несколько недель до свадьбы превратит ее в воина хотя бы физически, раз уж она никчемна в магии. И она наконец избавится от страха и тревоги, что преследовали ее по пятам. Но спустя две недели она только едва научилась держать кинжал нормально, не выпадать из правильной стойки и не ронять оружие, когда металл взвизгивал о металл во время удара. Полноправного бойца, как и ведьмы, из нее не получилось.

Когда она заявила об этом Хорхе, он лишь расхохотался в голос, задрав голову назад. Кадык ходил вверх и вниз, пока он гоготал на все ристалище. Авалон ощутила, как ее щеки наливаются сердитым румянцем, но слава Персене, ни одной лишней пары глаз рядом не оказалось.

— Ты возомнила, что сможешь стать воином за две недели? — хохотал Хорхе. Из уголка глаза выступила слеза, и он смахнул ее крепкой мозолистой рукой. — Никогда подобной чуши не слышал… охо-хо, матерь Персена! Да у меня матерые воины-то не всегда могут по пьяни попасть по мешку-манекену.

— Причем здесь алкоголь? — насупилась Авалон. Внутри нее расцвела полным цветом обида. Хотелось бросить злосчастный кинжал и уйти, не оборачиваясь. Ей и так ничего не удавалось, так еще и Хорхе над ней насмехался.

Капитан хлопнул ручищей по плечу Авалон, отчего у нее подкосились ноги:

— Притом, что умение сражаться — это навык. И его надо довести до совершенства. Даже пьяным воин должен орудовать мечом, как трезвый. Так что оставь надежды на быстрый результат, Авалон. Отдайся процессу обучения так же, как и магии. Запоминай, пробуй. Каждая неудача приближает тебя к цели. Главное — встать после очередного падения.

Авалон тогда запомнила его слова. И теперь, снова оказавшись в песке, сжала зубы и поднялась, шатаясь от усталости. Кинжал опять валялся рядом. Очередная неудача. Она проглотила разочарование как мраморный шарик и, повторяя про себя наставление Хорхе, подняла оружие. Рукоять была теплой от ее разгоряченной кожи.

Авалон уже приготовилась к очередному этапу схватки, но капитан кивком указал на ворота за ее спиной.

— На сегодня достаточно.

Авалон пришлось обернуться, хотя на мгновение она все же помедлила, ожидая, что это уловка. Но нет, в проеме стоял Басилио. Привычной мандолины в его руках не было, а на лицо отпечаталась тревога.

— Бас? Что случилось?

— Ты нужна в лазарете.

Одним взглядом попрощавшись с Хорхе, Авалон бросила ему кинжал. Он поймал его в полете и едва заметно кивнул. Авалон рванула с ристалища, взлетела по ступеням и бегом добралась к воротам. Бас пропустил ее и поспешил следом.

Хвала Персене, на ней штаны. Бесконечные коридоры и лестницы было бы куда тяжелее и дольше преодолевать в платье. На бегу Авалон заколола волосы наверх, и солнце грело ей шею, пока она торопилась из одного корпуса в другой по внутреннему саду, чтобы срезать путь.

Она поняла, что дело плохо, когда заметила у входа бледную Каталину в окружении придворных. Ее волосы горели на солнце огнем, как пасть дракона, и на фоне них яркое зеленое платье казалось таким же бледным, как ее лицо. Авалон хотела остановиться, ее душа рванулась утешить подругу, но внезапно обоняния коснулся запах пурпурной мяты. И теперь молчание, плотное как марципан, показалось ей зловещим. Пурпурная мята использовалась для обеззараживания и остановки кровотечения.