Гранат и Омела (СИ)

Они продолжили, и вскоре Авалон ухватилась за маленькое тельце. Скользкое и влажное. Холодное. Только вытащив фиолетовое дитя, она обратила внимание на то, что Консуэла не дышит. Истекла кровью. Пуповина, окрашенная в черный, не пульсировала кровью, и ребенок не издал первый крик. Тишина сдавила уши Авалон. Она держала в руках маленькое существо с едва заметным пушком на голове и удивленно разглядывала его умиротворенное лицо. Что-то внутри нее жалобно сжалось.

— Оставь его, Авалон. Дитя мертво. Как мы и предполагали, скверна идет от ребенка к матери.

Аурела отправилась за тряпкой, чтобы запеленать мертвого ребенка и отдать на заупокойный ритуал прощания. Авалон же держала его в руках, это был мальчик, и не могла оторвать от его лица оторопелого взгляда. Она не понимала, что в этом ребенке необычного: она вынимала похожих мертвых детей без единой эмоции. Но почему-то именно расслабленность и некое божественное принятие на лице с маленькими губами и носом, заставили ее вдруг вспомнить Князя — бога инквизиторов. Они взывали к нему, поджигая очищающие костры под ведьмами, возносили ему хвалу и молитвы о спасении души, убивая при этом.

Но ведь каждый мужчина когда-то был вот таким маленьким мальчиком, едва помещающимся на предплечье женщины: своей ли матери, бабушки или повитухи. Почему и когда эти крохи становились озлобленными и начинали веровать в то, что, убивая других, даже столь непохожих на себя, можно достичь очищения и благословения?

Ей вдруг так нестерпимо захотелось объяснить ему, попросить никогда не причинять женщинам зла, что она неожиданно для себя дотронулась левой рукой к лицу мертвого мальчика, чтобы убедиться, не отреагирует ли он. Он не отреагировал, и она отругала себя за нелепую надежду. Даже гранат не способен воскресить затихшее сердце.

— Они совершают безрассудства и глупости, чтобы почувствовать себя мужчинами, сколько бы лет им ни было, — Авалон вздрогнула и обернулась, только сейчас осознав, что озвучивала все свои мысли. Аурела медленно подошла и нежно погладила темные волосики ребенка. — Они все в душе маленькие мальчики. Жестокие и сильные, но ужасно напуганные. Им никак не смириться, что они жизнями обязаны женщинам. Как объяснить нашу силу, дарованную Персеной, как не тем, что это противоестественно. Только вот они постоянно забывают, что таинство рождения не сильно отличается от созидания магии.

Авалон покачала головой, отдавая мертвое тельце в руки врачу, чтобы она укутала его в тряпицу.

— Магия уродует нас, Аурела. Наши тела увядают, наш разум мутится. Некоторые ведьмы становятся озлобленными и потерянными…

— Разве рождение не уродует женщин, Авалон?

Авалон подняла удивленный взгляд и посмотрела в глаза наставнице. Она хотела возразить — те женщины, у которых беременность заканчивалась благополучно, быстро возвращались ко двору после рождения ребенка. Каталина была одержима своими родами и готовилась к ним с предвкушением исполнения миссии — продолжения королевской династии. Все кругом носились с беременностью и детьми, как с чем-то невероятно прекрасным и неопасным, но Авалон, проведя в лазарете много месяцев, знала, что даже успешно разрешившаяся от бремени женщина не становится здоровее и спокойнее. Плохой сон, проблемы со здоровьем, переживания за ребенка — все это выедало изнутри, словно рой термитов. И все это женщина получала в подарок после девяти месяцев тошноты и тяжести, ведь каждая посчитала бы такой исход лучшим, если сравнивать с другим путем — Авалон перевела взгляд на Консуэлу. Да, и такая возможность никогда не отступала. Даже если Персена благословила дщерь широкими бедрами и хорошим здоровьем, никто не мог гарантировать, что она избежит черной скверны и не перейдет во владения богини за гранью этой жизни.

Авалон уже готова была согласиться с Аурелой, но ее перебил судорожный всхлип и раздраженное кряхтение. Они обе в полном недоумении опустили взгляды — младенец на руках врача шевелился и корчил лицо в надрывной попытке закричать. Робкое чувство надежды охватило Авалон, когда она дотронулась к коже ребенка.

Теплая.

Мальчик вернулся, побывав на берегу Персены.