Гранат и Омела (СИ)

Кузнец зарычал и бросился на него. Дамиан отступил, замахнулся и втащил кулаком ему по лицу. Кузнец крякнул и со стоном боли рухнул в траву, а Дамиан сделал шаг к Авалон.

— Теперь я твой Принц Остролист, — усмехнувшись, сказал он приличную фразу, которая таила в себе порочность его отступничества, погибшего в огне желаний сердца.

Глава 20

— Теперь я твой Принц Остролист, — Дамиан взглянул на нее исподлобья с этой своей усмешкой, от которой у нее каждый раз все острее щекотало внутри. В его голосе ей послышались дерзкий вызов и насмешка. Но еще — что это была за хриплая нотка, неужели желание?

Он нервно сглотнул, и она заметила, как дернулся его кадык — шнуровка рубахи была ослаблена, обнажая основание шеи. Авалон сделала шаг назад, чувствуя, как жар поднимается к щекам. Небольшой кусочек обнаженной кожи не должен был так на нее действовать.

Музыка мандолины затихла, растаяв в ночном воздухе. Авалон вспомнила, что Бас неодобрительно подшучивал над ней, что некий инирец является причиной ее нарумяненных щек и подведенных сурьмой глаз, а она отнекивалась, ведь приняла для себя решение не сближаться с Дамианом. Легко ей было убедить себя в этом, когда он исчез на несколько дней. А теперь, когда он пришел на вёльвский праздник, она осознала, что Бас прав. Ведь не просто так в ночь Йоля давались самые искренние клятвы и обещания. С полуночи этот день считался «днем судьбы» — все, что сказано и сделано до захода солнца, определяло все дальнейшие события. Старухи любили говорить, что нет более верных знамений и более сильных слов, чем те, что явлены и сказаны в эту ночь. И появившись здесь, Дамиан вновь связал их судьбы, а Авалон наконец сообразила, к чему была та таинственная реплика, которую Элеонора бросила через плечо, когда они выходили из дома, чтобы успеть к началу праздника.

Каждый из нас бывает кем-то предан. Будь осторожна, не торопись выполнять все прихоти мужчин. Они всегда просят больше, чем им следовало бы.

Авалон поняла, что Дамиан сделает ей больно. Если не в обличье зверя, то в шкуре человека.

Откажись. Не соглашайся.

— Так нельзя, — слабо сказала она, и эти слова остановили его, хотя его тень на земле уже коснулась ее собственной. Шрам от обряда сживления начал покалывать. Авалон должна была отвадить Дамиана, и она использовала его же оружие. — Остерегайся вёльв, ведь эти существа — женщины только с виду. Внутри них таится тьма, их поцелуи — медленный, смертельный яд, а объятия полны ложных обещаний и сладострастия могильного хлада, — процитировала она то, что он исступленно шептал в полумраке комнаты в гостинице Марты.

— Будь твои поцелуи ядовиты, я бы уже умер, — ответил Дамиан и, сделав еще пару шагов, обхватил ее за талию и притянул к себе.

У Авалон перехватило дыхание. Даже сквозь ткань платья, что ей одолжила Элеонора, она почувствовала его горячую ладонь. Грудь распирало радостным, искрящимся восторгом, потрескивающим по коже тысячей молний.

Когда она вернулась в Трастамару, Дамиан в ее воспоминаниях был как картина, изображающая пламя, а сейчас, когда он был прямо здесь, это было само пламя: прекрасное и опасное настолько, что, скорее всего, она обожжется об него и пожалеет о своей слабости. И все же ей было приятно, что ее обнимают. Даже если это делает инирское чудовище.

Ночной воздух нес прохладу, но его руки и взгляд, устремленные на нее, согревали кожу.

Со струн мандолины плеснула вольта.

Послышался громкий смех и свист. Авалон поняла этот истинно-дворцовый вызов Баса без слов. Вольта считалась трастамарским танцем и являлась вопиющим нарушением приличий при инирском дворе, ведь танец представлял собой дуэль желаний: мужчина наступал, женщина уклонялась, мужчина подходил совсем близко, женщина отворачивалась, каждый взгляд провоцировал, каждая улыбка подстегивала. Недопустимая откровенность возмущала строгих и холодных инирцев. Кроме того, вольта еще и требовала от мужчины большой силы и ловкости, ведь основной элемент танца — подъем женщины в воздух — должен был выполняться очень высоко, при этом уверенно и красиво.

Дамиан усмехнулся, стрельнув глазами в Баса, и убрал руки с ее талии. Авалон уколола обида. Она решила, что Дамиан не принял вызов Баса и отступил. Несмотря на собственную убежденность в том, что им не следует сближаться, она ощутила разочарование. Как вдруг Дамиан поклонился ей, поддаваясь призыву вольты. Кожа ее покрылась мурашками, а сердце в груди превратилось в птицу, желающую вырваться из клетки.