Гранат и Омела (СИ)

Миновав опрокидывающийся мост, они проникли за ворота замка под шипение и треск факелов во внутренний двор, который в результате многочисленных перестроек стал совершенно недоступным и замкнутым, точно мушка в янтаре. Справа возвышалась сторожевая башня, в которой от непогоды попряталась основная часть гарнизона и мальчиков-служек, отправленных за водой. Старые вояки разрешили им обступить дымящий чан и греть руки у огня. Ведра же были побросаны у колодца. Дамиан поежился на холодном ветру, когда представил себя на месте мальчишки, сидящего у теплого огня, — его кожа тут же покрылась мурашками — и ускорил шаг. Единственное, что его согрело — понимание, что мальчишкам наверняка прилетит за промедление. Он знал главного конюха Арвада. Сбитый коротышка, он мог казаться легкой мишенью для издевок, но на самом деле не давал спуску ни одному обитателю внешнего двора. Мощные волосатые руки могли и остановить на скаку огромного боевого коня, и всыпать по заднице непослушному помощнику.

Дамиан усмехнулся, вспомнив, как коротышка Арвад отчитывал высоченного огромного капитана в полном обмундировании. Дамиан тогда проходил мимо, но остановился, как и прочие замковые обитатели, поглазеть на покрасневшего капитана Вареса, опустившего очи долу. Так как никто и не думал вступаться за капитана, Дамиан решил влезть не в свое дело и поинтересовался, что случилось. Конюх возопил, что капитан разодрал губу лошади, — руки ему бы оторвать, бестолочь, кто ж так дергает — и требовал с того возмещения на лечение. У капитана денег не оказалось, ведь свое вознаграждение, выплаченное накануне за службу, он прокутил в борделе. Дамиан до сих пор не знал, что за демон Лилит его дернул, но он погасил возмущение конюха и отдал тому все деньги, что у него оставались. Арвад принял пять медяков и серебряную монету с тяжелым, шумным вздохом, будто нехотя. Затем погрозил мясистым кулаком капитану и удалился под тихие смешки стражников.

С тех пор капитан Варес сначала сделался должником Дамиана, потом — другом, позже, когда его вышибли со службы в гарнизоне, поступил под его командование. И вновь стал капитаном, теперь, правда, на службе у Храма.

Пройдя проверку у вторых надвратных башен, Дамиан и Симеон, наконец, вошли в большой двор перед паласом. Знамя с королевским драконом трепетало от ветра, точно птица, рвущаяся в полет. Дорога вилась вверх по склону, выложенная высокими камнями, со сточными канавами по бокам. Обычно полные суматохи и жизни улицы молчали: все попрятались от ливня, позакрывав двери и ставни. Только кузнец со своим подмастерьем продолжали работу — издалека доносился мерный звон металла.

Завидев Симеона, стража у входа разошлась, пропуская его внутрь паласа. При виде Дамиана они напряглись, проводили его пристальными взглядами, но останавливать не стали. Дворцовая стража и храмовники не жаловали друг друга. Одни — благородные воины и рыцари, вторые — мясники на службе веры, обагренные кровью вёльв. Один из стражников харкнул вслед Дамиану. Ему не пришлось оборачиваться, чтобы распознать характерный звук. Послышался сдавленный хохот и громкий шепот . Вшивая псина.

Дамиан остановился и сжал кулаки, ощущая, как от злости вздулась вена на виске.

— Пойдем, мой мальчик, — Симеон обернулся. Видимо, тоже услышал оскорбление, обращенное Дамиану. — Постыдное простодушие Князь наш осуждает и велит осуждать нам, рабам своим, но силу направь на истинное зло.

Истинное зло.

Вёльвы.

С трудом сдержав яростный порыв, Дамиан продолжил путь вместе с Симеоном, повторяя заветы, данные Князю. Силу направь на истинное зло, огнем и мечом карай тех, в чьих жилах течет черная кровь и красный сок граната.

Пока они поднимались по ступеням на верхний этаж паласа, Дамиан бубнил под нос клятву, и пропустил момент, когда переступил порог дорого обставленной королевской опочивальни. Широкая кровать, устланная мехами, ковры на стенах для сохранения тепла и личный камин, в котором потрескивал огонь. Пахло дымом и алкоголем.

Кроме них компанию развалившему в кресле королю Горлойсу, цедившему из кубка вино, составляли кардинал Ерихон и брат короля, юродивый горбатый Ирод.

— Дамиан! — Ирод подскочил к нему и захватил в медвежьи объятия. Движения его были неуклюжи и, скорее всего, для несведущего показались бы грубыми. Однако на деле Ирод всегда нравился Дамиану своей открытостью и искренностью. И он единственный из братьев относился к нему с радостью и радушием. Возможно, дело было в его душевном состоянии. Будь он также трезв умом, как их средний брат, то наверняка тоже презирал бы брата-бастарда.

— Добро пожаловать, — прозвучал высокий голос, полный холодной брезгливости и вина.