Гранатовый дом

Он относился к числу тех редких и очень странных мужчин, которые не мечтают водить автомобиль, не хотят его приобрести. Хотя когда-то Емельянов как честный опер пытался закончить курсы автолюбителей. Это было сразу после того, как он пришел в органы.

Учил его милицейский шофер с огромным стажем вождением. Но Константин постоянно так был погружен в свои мысли, что почти не выходил в реальность. Он не успевал тормозить — все не мог понять, когда уже надо давить на эту проклятую педаль… И несколько раз не успел остановиться в самый критический момент…

К счастью, опытный шофер во всех случаях спасал ситуацию, матеря при этом Емельянова на чем свет стоит. А Константин понял для себя, что абсолютно непригоден водить машину. Вот не его это — и все! А раз так, то не стоит лезть за руль, создавать проблемы себе и другим. В отличие от большинства людей, Емельянов честно соразмерял все свои плюсы и минусы и понимал, что если человеку чего-то не дано, то и не надо искушать судьбу. Потому он и отказался продолжать занятия с милицейским шофером.

К тому же у Емельянова со временем появился служебный автомобиль, которым он мог воспользоваться при любой необходимости.

Так же мало, как и уроки вождения, интересовали Константина и марки машин. Так что теперь он не смог бы определить, что это за роскошный автомобиль привлек внимание всех посетителей кафе.

Ну то, что машина заграничная и дорогая, было ясно даже такому неучу, как Емельянов. Так что логика его была проста: «Ну конечно, артисты ездят по всяким там заграницам, а еще съемки, гастроли… Могли привезти оттуда».

Из этой мысли следовало, что в кино опер разбирался еще меньше, чем в автомобилях, совершенно не представляя себе реальности, — того, как проходят «зарубежные гастроли»: привезти иностранный автомобиль мог разве что партийный работник самого высокого руководящего звена, а не даже самый знаменитый артист.

Опер так увлекся машиной, что даже не почувствовал, как шофер Николай несколько раз пихнул его кулаком в бок:

— Да вот же она! Эй! Куда смотришь?

— Кто — она? — не понял Емельянов.

— Аля!

Автомобиль, затормозив, заехал на бордюр и припарковался на тротуаре.

— Где? — Обернулся, ничего не понимая, Емельянов.

— Да вот же она! Смотри! — повторил Николай.

Из этой шикарной машины вышла девушка. И при виде ее у Константина напрочь отшибло все мозги…

Сказать, что девушка была красива, означало ничего не сказать. Высокая, стройная, одетая в джинсы и спортивную черную куртку, она поражала не столько фигурой, которая была невероятно хороша, сколько своим лицом. Волнующее, чувственное, подвижное, такое лицо могло быть и у хищницы, и у ребенка. Длинные вьющиеся каштановые волосы, свободно развевающиеся за спиной, полные губы, увеличенные ярко-красной губной помадой, медовые, желтые глаза, напоминающие глаза змеи… Все это Емельянов смог рассмотреть за долю секунды, и это его чрезвычайно поразило.

Да: он мог признать, что уже давно в его поле зрения женское лицо не попадало с такой четкостью. Женщин он вообще привык использовать по назначению и на лица мало смотрел. Они были неинтересны ему, эти лица, — глупые и умные, наивные и прожженные, продажные и доверчивые, красивые или без определенных черт, — он все в мгновение мог считать. Но у Емельянова было свое, особое, довольно предвзятое отношение к женщинам, и потому разглядывать женские лица он считал пустой тратой своего времени.

Тем более, что женщин вокруг было полно, и все они мало чем отличались друг от друга. Если бы Константина прямо спросили о том, что он думает о женщинах, он так и сказал бы: женщины — как кошки, их много, они хорошие. Иногда ласкаются. И это не было бы цинизмом — он действительно так думал.

На самом деле Константин и вправду не считал женщин плохими. Просто для него они были глупыми, поверхностными, болтливыми, эмоциональными и абсолютно неприспособленными к оперативной работе. А в своей работе Емельянов без зазрения совести ими пользовался — например, выпытывал секреты, узнавая нужную ему информацию. Про себя он знал, что были вещи, о которых он никогда не рассказал бы ни одной из женщин. Да и в серьезных делах не стал бы им доверять.

Поэтому прежде всего Емельянова поразил он себя сам — то, что впервые он с такой серьезностью обратил внимание на лицо женщины. В его оправдание надо сказать, это было очень необычное лицо. Слишком необычное, — подумал Емельянов. А ведь он как никто другой разбирался в лицах. И ему было даже интересно: он удивился тому, что, казалось бы, никогда не сможет его удивить.

Девушка меж тем заперла машину, неспешно перешла дорогу и направилась прямиком к зданию киностудии. Выглядела она как кинозвезда, и не было ни одного мужчины, который не перестал бы буравить ее взглядом.

— Это она, Аля, — сказал шофер Николай и выдохнул: — А тачка какая! Ты видишь тачку?

— Да ладно тебе — тачка! Девушка за рулем — Аля? — уточнил Емельянов.

— Она самая. Поговорку слышал: только вспомни черта — и он припрется? Ну, может, и не так, но по смыслу точно.